Развлечения Пётр Дранга, музыкант:«Да, я скромный. Я прячусь. Я часто хожу в капюшоне…» Пётр Дранга, музыкант:«Да, я скромный. Я прячусь. Я часто хожу в капюшоне…»
Его директор теперь редко разрешает ему общаться с журналистами. Фотографирование с поклонниками вообще под строжайшим запретом: мол, одного Дрангу – нет проблем, щелкайте сколько угодно, с кем-либо – исключено, и притом – безапелляционно. Причина? «Его сейчас усиленно готовят к забугорной карьере, – шепчутся в закулисной тусовке. – Отсюда и все вышеперечисленные табу, смысл которых, видимо, до конца понятен только окружению Петра».
В любом случае для нашего сайта популярный музыкант все же сделал исключение. Правда с одной оговоркой – ни одного вопроса, касающегося тех самых планов…
Мой охранник меня вовсе не от поклонников бережет!
– Петр, я смотрю, везде и всюду от вас не отходит телохранитель… Это реальная необходимость?
– Вы знаете, я вам так отвечу. Мой телохранитель – это человек, который меня не от поклонников защищает, от всех тех, кому я дарю любовь свою и кто меня любит взаимно. Не от них, ни в коем разе. Просто есть такие ситуации, когда… не знаю, о которых вы, впрочем, никогда не напишете на своем сайте. Точнее, даже не посмеете написать. Вот просто не напишете… (Улыбается.) Посмотрите фильм «ФСБ».
– Да ну вас – напридумываете сейчас!
– А мы с такими ситуациями встречались! Я же вам неспроста это все говорю?..
– Ну с какими – «с такими»?
– Ай, да не стоит! Лучше этого никому не знать. Правда. И мне в том числе. Лучше, говорю же, найдите и посмотрите фильм «ФСБ»… Поэтому мой охранник защищает меня конкретно только от тех людей, которые, прочитав сейчас эти строчки на вашем сайте, прекрасно поймут, о ком я говорю. Он суперпрофессионал в своем деле. Человек, которого я нанял на эту должность, знает про это буквально все.
Но ни в коем случае это не касается поклонников, я еще раз хочу повторить! Это вот большое заблуждение. Если вы видите, что охранник идет со мной по залу, поверьте, у него и в мыслях нет предъявлять какие-либо претензии кому-нибудь из зрителей. Нет – он преследует сугубо свои цели. Он не защищает артиста от девушек с цветами, от взрослых женщин, от детей. Он бережет меня только от определенных ситуаций…
Я с пяти лет знаю, что такое – трудиться на протяжении года!
– Вы сейчас стали очень известны. Очень популярны. Масс-медиа плюс «Танцы на льду», безусловно, сделали свое дело… Вот только честно – кружит голову от свалившейся славы?
– (Улыбается.) Вы поймите, у ремесленников не бывает головокружения. Вот если бы я вдруг – ни с того, ни с сего! – почувствовал, что, например, шикарно пою, пишу классные песни и меня начинают в городах встречать на «Мерседесах» – это да-а, круто! Я бы сразу, наверное, обозвал себя звездой и крышу бы у меня снесло вмиг. Но! Я с пяти лет знаю, что такое труд на протяжении года! На секундочку. Без выходных. А потом следующий год – и ты должен трудиться так же! Так же пахать, без отдыха. Ибо малейшая пауза, и ты можешь потерять не только все накопленное за прошлые годы, но и никогда уже не нагнать потом…
Поэтому у людей, которые трудятся, я уверен, звездной болезни быть не может. Причем, именно у тех, кто приучен к такому вот труду с самого раннего детства. Это очень важно.
Безусловно, есть Бог, который определяет: кому нужно, кому – не нужно. Но ведь есть еще и другое мудрое замечание на этом свете: 10 процентов таланта, 90 процентов труда… Ведь так?
А про раннее детство я вам не зря говорю. Я вспоминаю себя в пять лет… (Пауза.) Ты становишься музыкальным. Ты начинаешь пропускать колоссальные потоки музыки через себя. Ты начинаешь их чувствовать. Совершенно разных композиторов, музыкальные формы… И вот ты запоминаешь это все, где-то как-то перевариваешь в себе, насыщаешься.
А потом ты становишься старше. И у тебя появляется уже совсем иное отношение к этому же. Дальше – больше. Ты растешь, растет твое мировоззрение, а вместе с ним меняется и ощущение от той музыки, которую слушаешь. И, поверьте мне, этот процесс – он бесконечен. Но! Теперь ты уже четко для себя понимаешь, что и откуда берется. Да та же техника, например, да? А этого дорогого стоит.
Не скрою – сопротивлялся я папе, еще как бегал от инструмента, вопил!
– Я, конечно, понимаю: отец есть отец, как никак – народный артист России, профессор Гнесинской музыкальной академии, знаменитейший аккордеонист Юрий Петрович Дранга… Но ведь, наверняка, будучи пацаном, вы элементарно бегали от его музыкальных наставлений да от инструмента?
– От отца-то? Еще как бегал! (Улыбается.) Не скрою, сопротивлялся я папе. Особенно, когда мне было лет 10-12 и я сматывался к ребятам во двор в футбол поиграть. Так сказать, нарушал режим, свой привычный образ жизни. Ведь у меня обычно все всегда было четко распланировано: общеобразовательная школа, потом музыкальная, потом еще какой-нибудь кружок… (Смеется.) А тут друзья во дворе да с мячиком! Естественно, ребенок начинает капризничать: хочу, мол, на улицу! И вот в такие моменты – да, у нас с отцом случались частые конфликты. Ну потому что отца-то ведь не проведешь! Он уже жизнь прожил с музыкой. И он прекрасно знает, что это именно сейчас, в этом возрасте, нужно усиленно заниматься музыкой и уж ни в коем случае не вопить. А я вопил сильно! (Улыбается.) По секрету вам скажу – даже до рукоприкладства с его стороны порой доходило… Но спасибо отцу!
– А кем вам хотелось стать в ту пору?
– Ой, кем только не хотелось… (Смеясь.) Но благородные были у меня все эти мысли! Я и ферму свою хотел иметь, и зоопарк свой хотел иметь, и даже, помню, были какие-то желания по поводу заповедника… Видите, меня раньше постоянно как-то все больше в сторону природы тянуло, к животным!
И модельками самолетов я еще увлекался. Какое-то время очень желал выучиться именно на летчика. Причем мне было, по-моему, даже без разницы: военным летчиком становиться или гражданским… (Смеется.) Но! Увлекаться-то я увлекался, но делом, заметьте, занимался все это время. Тем не менее. Без перерывов.
– Кумир для вас – это, конечно же, батя…
– Кумира в профессии у меня нет. Есть просто определенные люди – и они, кстати, даже необязательно музыканты, – трудоспособностью которых я поистине восхищаюсь!.. Восхищаюсь ими за то, что они на протяжении долгих лет своих… много, чего в этой жизни переживали, так ведь? Но все равно шли вперед. И самое главное – остались самими собой, верны себе, не изменили себе, своей чести и принципам… У меня есть такие примеры. Но это не кумиры. Я как-то в этом плане, знаете ли, стараюсь на все смотреть со своей колокольни, у меня на все свой взгляд.
Есть море тем, на которые я готов говорить только сам с собой
– Петр, давайте-ка представим такую ситуацию, что я провожу вместе с вами целый день в Москве. Ну, волею, скажем, каких-то обстоятельств, да?.. Что, интересно, я увижу за это время, и где мы с вами побываем?
– Вы побываете за это время вместе со мной, в первую очередь, на студии. Два-три раза в день, не менее, я обязательно там бываю. Увидите меня рядом с пультом, рядом, естественно, с аккордеоном, с музыкой, с музыкантами, барабанами – это все непременно! Вы побываете со мной в спортклубе. Наверняка. Вы побываете со мной, скорее всего, около бассейна. Потому что я люблю больше плавать. То есть, фитнес – это так, для спины чуть-чуть какие-то упражнения, а, в основном, это плавание. И подводное, и «надводное». Я обожаю плавать!
– Много. (Улыбается.) Достаточно много, поверьте… Потом вы побываете со мной обязательно на какой-нибудь встрече. Даже, может, с журналистами. В обеденное время. Так, чтобы можно было и перекусить, и пообщаться – совместить, так сказать, приятное с полезным. А также я возьму вас с собой на концерт, на репетицию с музыкантами. Что еще?.. Съездили бы с вами к костюмерам, чтобы поговорить с ними о каких-то эскизах. (Улыбается.) Вот, кстати, если бы еще шел наш ледовый телепроект, мы бы с вами и еще с Оксаной Грищук с шести утри и до двенадцати дня проводили на льду… В общем, Москву бы вы проехали за один день раза три или четыре – это точно!
– На машине хоть проехал бы?
– (Улыбаясь.) Да, я передвигаюсь сейчас только на машине. Дело в том, что со мной, как правило, всегда очень тяжелый реквизит – это раз, ну а во-вторых… в общем-то, как вы сами понимаете, не везде мне теперь можно пройти.
– Понимаю… С такой-то узнаваемой за версту внешностью!
– (Смущенно улыбаясь.) Ну я как бы стараюсь об этом не говорить… Стараюсь не думать об этом как о трудностях. Вот. В принципе, просто нужно себя, что называется, держать и лишний раз не давать какого-то такого… специального повода. Типа, вот, мол: давайте-ка, посмотрите все на меня! Да?.. Нагонять какой-то эпатаж… Зачем? (Улыбаясь.) Да, я скромный. Я прячусь. Я часто хожу в капюшоне. И я никак не привлекаю к себе внимание.
– В душе вы, я чувствую, не публичный человек.