Как в теле приживается «чужое сердце» и разбирают ли людей на органы? Интервью с тюменским трансплантологом

Еще лет сто назад пересадка сердца была из разряда научной фантастики. А теперь такие операции практически поставлены на поток. Новые почки, печень или даже сердце от донора могут дать человеку не просто надежду на будущее, но по-настоящему новую жизнь. Сергей Борисович Семченко — один из тех, кто этому способствует. В прошлом году тюменец был признан лучшим хирургом России. Сергей Борисович с первых дней возглавляет центр трансплантации органов и тканей человека ОКБ № 1. Как устроена трансплантология в Тюмени, могут ли человека «разобрать» на органы и кто может стать донором? Ответы на эти и другие вопросы читайте в нашем интервью с хирургом.

— Сергей Борисович, трансплантология в Тюмени — дело молодое или нет? Когда была проведена первая операция и когда стало понятно, что в Тюмени изменилась медицина?

— Если исторически быть правильным, то первые трансплантации сделали еще в 95–97-х годах. Было четыре трансплантации. После, естественно, случился провал, по объективным составляющим. Поскольку тюменский регион начал давно развиваться, было принято решение организовать трансплантацию так, чтобы она работала стабильно. В 2017 году начались первые трансплантации почки. Ни в одной медицинской специальности нет такого количества нормативных документов, которые четко регламентируют работу, как в трансплантологии. Тем более работа по посмертному донорству всегда вызывает определенное недоверие не только у общественности, но и среди медицинских работников. Все по одной простой причине: никто с этим не сталкивался и всегда кажется, что это как-то незаконно и так далее. Но законы достаточно четкие, и ни у кого нет интереса их нарушать, поэтому эти мифы остаются только за счет того, что есть провал в образовательной и практической составляющей в этом направлении.

— Если кратко, для обывателя, объясните, что такое трансплантология?

— Трансплантация — происходит от латинского слова transplantation — перенос. Но это самая простая интерпретация. Для того чтобы что-то перенести, нужно понять, а нужно ли это кому-то. Так вот, нужно ли это кому-то — это медицинская составляющая, связанная с тем, что есть стадии развития хронических заболеваний, которым уже не помочь ни хирургическими методами лечения, ни лекарственной терапией. Поэтому это окончательный выбор тот, который должен делаться своевременно.

И сама по себе трансплантация — это направление деятельности, которое неразрывно связано с донорством органов. Без донорства органов невозможна трансплантация. В отличие от других видов высокотехнологичной помощи, в которых можно либо научить доктора работать руками, купить расходные материалы, какие-то девайсы, и эта помощь будет оказана. Здесь купить орган невозможно. Этот орган должен кому-то подходить конкретно. Поэтому сама по себе трансплантологическая помощь зависит от взаимодействия между больницами по посмертному донорству органов.

Это обеспечение инфекционной безопасности, обеспечение иммунологической совместимости, то есть быстрое получение совместимости. Несовместимый донорский орган не нужен конкретному пациенту. Об это и разбиваются все мифы, что можно взять любой орган и хоть кому нуждающимся за деньги пересадить. Нет, поскольку никто не будет пересаживать орган, который не подходит.

Всегда важен результат. И результат трансплантации, он как раз зависит от организованной работы по донорству, по посмертному донорству в частности. Это очень важный раздел и самый основной. Поскольку выполнить пересадку для некоторых органов можно от родственного донора, от родственника — это часть печени или почки — а остальные органы — никак.

Когда дата операции еще неизвестна, но пациент должен быть уже обследован, включен в лист ожидания, он должен быть всегда готов. Один из главных вопросов — это не столько даже сама операция по трансплантации, сколько дальнейший послеоперационный процесс наблюдения за пациентами, чтобы своевременно увидеть какие-то отклонения, которые могут быть связаны и с иммунологическим конфликтом, и с развитием заболеваний в пересаженном органе.

— В конечном счете и для донора, и для вас это такая жизненная лотерея?

— Для нас это не лотерея. Для нас это сложившаяся уже практика работы, поскольку мы знаем прекрасно, что не от каждого умершего от инсульта или черепно-мозговой травмы можно изъять органы. Тоже бытует мнение: поступит пациент и его разберут на органы. Это тоже миф. У нас есть четкий скрининг: это наличие или отсутствие гемотрансмиссивных инфекций. В 20% у умирающих обнаруживаются инфекции, которые не дают возможность изымать органы. То есть это запрещено, четко. Второе: естественно, к моменту, когда возникает повреждение головного мозга в виде инсульта, — это больше 90% общего пула в мировой практике, и у нас в России в том числе, — это возможные доноры органов. Такие люди все уже возрастные, и здесь нужно понимать, что к 55–60 годам некоторые органы не всегда пригодны для пересадки. Поскольку хронические заболевания и неправильный образ жизни никто не отменял. Поэтому наша задача в течение суток-двое принять решение о пригодности: иммунологическая составляющая, инфекционная безопасность и функциональная пригодность.

Координация донорства формируется таким образом, чтобы служба изъятия донорских органов была готова своевременно выехать после констатации смерти человека и изъять органы, которые пригодны.

Мы используем все возможности, для того чтобы работать. Есть донорские стационары, в которых мы производим изъятие: как в самой Тюмени, так и за ее пределами — это Тобольск, Ишим. И естественно, мы используем возможности территориального центра медицины катастроф. Это не только автомобильный транспорт, но и в вертолеты, чтобы быстрее привезти изъятый донорский орган. Такие практики у нас есть как из Тобольска, так и из Ишима, с учетом того, что минимизировать время консервации (особенно это касается сердца и печени, почки могут спокойно доехать автомобилем).

— Сергей Борисович, расскажите, как проходит скрининг? То есть по каким-то показателям происходит эта состыковка доноров с пациентами?

— Есть общепринятые подходы, регламентированные на уровне международных рекомендаций. С учетом того, что каждый субъект отличается друг от друга информационной системой, все данные обследований, не только реципиентов, но и обследуемых возможных доноров, оценивают в ручном режиме. И оценка по донорам тоже подлежит определенным стандартам, указанным в рекомендациях.

Что касается подходов по распределению донорских органов: Тюменская область — субъект с небольшим населением, всего лишь полтора миллиона, поэтому листы ожидания не такие длинные. И данные обследования сосредоточены в компьютере. И распределение донорских органов идет именно с позицией совместимости и антропометрических составляющих. Это касается сердца и печени. На трансплантацию почки листы ожидания более длинные, — у нас почти 60 с небольшим пациентов, еще 16–17 пациентов в листе ожидания на печень и 9 на сердце. Возможно, их могло бы быть и больше, но вопросы включения в лист ожидания зависят от существующих рекомендаций, и, как правило, пациенты доходят до нас тогда, когда уже имеется масса противопоказаний для включения в лист ожидания. То есть диагноз общий есть, он подходит для включения в лист ожидания, но при обследовании выясняется, что уже поздно, поскольку существуют риски самой операции и нет гарантии эффективного результата после трансплантации.

— Как это работает?

— Это база данных, которая есть в каждом субъекте. Сюда заносятся данные по группе крови, по особенностям, которые присутствуют. Мы изучаем, какие особенности присутствуют. Это дает необходимость сопоставить донора по иммунологической совместимости. В некоторых случаях, когда еще процесс диагностики смерти мозга у донора еще не начался и только ожидается, мы всегда имеем возможность уточнить что-то, пригласив пациента из листа ожидания, и перепроверить эти данные, которые мы заносим.

В таблице розовым цветом отмечены те пациенты, которые уже сделали трансплантацию. Синим — пациенты, которые включились в лист ожидания, но они в рамках динамического наблюдения. Это так называемый отложенный лист ожидания. То есть у них еще есть резервы на фоне консервативной терапии. И в листе ожиданий должны оставаться пациенты с белой графой, которым уже однозначно нет надежды на консервативную таблетированную терапию. Однозначно нужно делать им трансплантацию в первую очередь. Те пациенты, которые отмечены розовым цветом, — это отложенные листы ожиданий. Они наблюдаются, контролируются для того, чтобы не пропустить перехода из одного класса листа ожидания в другой. В случае необходимости это происходит.

— А были повторные трансплантации?

— Конечно, и не раз. В нашей клинике еще не было повторных трансплантаций, но, в принципе, это имеет место быть, поскольку угасание функций у всех происходит по-разному. Какие-то органы могут работать и 15, и 20 лет, а какие-то всего пять-шесть. Весь мир давно изучает, что же все-таки приводит к проблемам, из-за которых нужна трансплантация.

— Меняется ли потом жизнь пациентов на ваших глазах? Я так понимаю, что связь с ними у вас на годы вперед.

— Так для чего и делается трансплантация? Для улучшения качества жизни, когда невозможно рассчитывать на эффект от стандартных технологий, даже высокотехнологичных хирургических вмешательств или от лекарственной терапии, резервы которой все использованы. Естественно, когда пациент не может ходить, а после трансплантации он бегает и занимается своими делами домашними, занимается спортом, что же еще может быть лучше?

— Когда встречаетесь с пациентами и их семьями, чувствуете в эти моменты, что все не зря?

— Мы это чувствуем ежедневно, на самом деле. А когда мы видим пациентов, их лица, еще и тем более голоса детей, то, естественно, это дополнительный позитив.

— Немного философский вопрос: чувствуете себя немного Богом?

— Нет. Мы чувствуем себя обычными людьми, и ничего человеческого нам не чуждо. Но при этом мы врачи, мы хирурги. Иногда мы, наоборот, должны чуть-чуть отстраняться от общечеловеческого, обывательского взгляда, чтобы в свое время принимать правильное медицинское решение. На какое-то время мы отходим, становимся просто врачами.

— Вы видите в глазах пациентов страх, когда говорите, что нужна пересадка? Или, наоборот, надежду?

— То, что это надежда, это мы транслируем. Естественно, когда пациент первый раз появляется у нас для решения вопроса о необходимости включения в лист ожидания, когда еще не факт, что ему сегодня или завтра понадобится трансплантация, конечно, для многих это становится неожиданной новостью. Но, как правило, когда они видят других пациентов уже с пересаженным тем или иным органом, они совершенно по-другому к этому подходят. Наша задача не только сделать так, чтобы пациент дождался трансплантации, но чтобы жизнь в процессе ожидания тоже была комфортной.

— Сколько сейчас в центре проходит операций по трансплантации и какие именно?

— На сегодняшний день у нас трансплантируются почки стандартно, их большее количество. В прошлом году сделали 32 трансплантации [почек], также два сердца и две печени. Количество небольшое, но я хочу сразу сказать, что мы включаем в лист ожиданий тех пациентов, у которых нет противопоказаний даже относительных. По одной простой причине: дефицит донорских органов присутствует. Но нас выручает наше взаимодействие с МИД Шумакова, поскольку в случае какой-то прогрессирующей декомпенсации мы можем отправить пациентов в лист ожидания федерального учреждения. В Москве с донорством проще.

— Вы как врачи и просто как человек, как относитесь к понятию «чужое сердце»?

— Чужое сердце оно только тогда, когда человек ждет операцию. После — это сердце пациента. И задача врачей — сделать не только так, чтобы организм реципиента постепенно забыл, что оно чужое, но и чтобы сам пациент понимал, что это его родное и без него никак. Поэтому тут вопрос-то не философский, а реальный.

— Вы бы сами хотели быть донором?

— Я готов к этому. Мы ожидаем, что все-таки в ближайшие год-два, возможно, примут новую редакцию закона о трансплантации донорства органов, в которой будет регламентировано, в какой форме можно высказывать свое несогласие на изъятие. Такой регистр должен появиться, и будут уполномоченные структуры, которые будут его вести. Это именно регистр несогласия. Если там человека нет, значит, он будет считаться по определению согласен.

— За что вы любите свою работу? Что вас мотивирует приходить сюда каждый день? Какие эмоции вы получаете, может быть какой-то заряд?

— Заряд возник, когда я решил поступить в медицинский институт. А дальше уже желание улучшить свой опыт, повысить квалификацию и постоянно помогать людям. То есть здесь какие-то крылья-то не нужны. Нужны только силы, чтобы это все время продолжалось как можно дольше и как можно больше можно было подготовить своих сподвижников и учеников.

• Как избавиться от аллергии на пыльцу и почему она опаснее, чем кажется — интервью с аллергологом;
  

• откровенный разговор с тюменским венерологом, который лечит болезни «влюбленных»;
  

• генетик — о детях неизвестного пола, сиамских близнецах и «опасных» браках;

• сколько раз рожать и зачем справка мужу от венеролога — отвечает гинеколог;

• тюменский провизор — о дефиците лекарств и новых аналогах;

• как не развалиться к 40 годам и какие ошибки отнимают у нас здоровье и стройность — ответ нутрициолога.