Владимир Шарпатов, прототип главного героя фильма «Кандагар»: «Недавно мне снилось, что я опять в плену, но вовремя проснулся»

4 февраля на экраны выходит фильм режиссера Андрея Кавуна «Кандагар» о российских летчиках, которые провели в плену у исламистов 378 дней. События в ленте основаны на реальных событиях. Редакции 72.ru удалось взять интервью у героя России Владимира Ильича Шарпатова – командира Ил-76, которого в кино играет актер Александр Балуев.

3 августа 1995 года российский экипаж борта 76842, принадлежащий казанской авиакомпании «Аэростан», совершал перелет из Албании в афганский город Баграм. На борту был официально оформленный груз – патроны к автоматам Калашникова для правительства Афганистана. Для командира экипажа Владимира Шарпатова такие рейсы давно уже стали привычными: к своим 55 годам он побывал не в одной горячей точке (Конго, Сьерра-Леоне).

Владимир Ильич Шарпатов родился 20 марта 1940 года в поселке Красногорский Звениговского района Марийской АССР. Окончил казанский авиационный институт, Краснокутское летное училище Гражданской авиации в Саратовской области и Академию гражданской авиации в Ленинграде. Отслужил в авиации 42 года, налетал 16 500 часов, ушел на пенсию в звании майора военно-транспортной авиации. В настоящее время является членом регионального совета отделения партии «Справедливая Россия», активный участник в 16 общественных организациях.
Экипаж того рейса: второй пилот – Газинур Хайруллин; штурман – Александр Здора; бортинженер – Асхат Аббязов; ведущие инженеры – Сергей Бутузов и Виктор Рязанов; бортрадист – Юрий Вшивцев.

– Владимир Ильич, скажите, неужели у вас не было никаких плохих предчувствий?

– Даже не знаю… С нами, помимо семи членов экипажа, должны были полететь еще четыре человека, но я сделал все возможное, чтобы они остались на земле. Потом, мне почему-то очень захотелось поговорить с родственниками. Я связался с Тюменью, дома был сын Сергей (он тоже летчик). Я ему сказал, что у меня все хорошо. На душе стало легче.

– А что было потом?

– Мы пролетали над Кандагаром. На связь вышел диспетчер. Он сказал, что нам назначена посадка на местном аэродроме. Я ему ответил, что не могу сесть, так как не позволял посадочный вес самолета. Мне говорят: «Вырабатывай топливо, и выполняй приказ». Тут я вижу «на хвосте» у нас сидит МИГ-21. «Володя, это ты? Садись, а то хуже будет! Стреляю на поражение», – выпалил летчик истребителя, с которым я был когда-то знаком. Я хотел выполнить несколько маневров, но афганцы разгадали хитрость, и все-таки нас посадили. На аэродроме чудо российской техники уже ждала толпа вооруженных талибов. Меня как командира корабля повезли на допрос к приближенному Усамы бен-Ладана мулле Мохаммеду Омару. Предводитель повстанцев хотел добиться признания, что патроны для их противников везут из России, грозил судом Шариата за пособничество правительству Раббани. Но я стоял на своем: летим в первый раз, груз из Албании, ничего противозаконного не совершали, все сопроводительные документы в порядке. А на самом деле это был уже третий рейс. Когда меня снова привезли на самолет, то я приказал экипажу уничтожить бортовой журнал, и где были записи полетов, и список заказов, чтобы талибы не узнали, что такие рейсы совершаются регулярно. Первую ночь мы ночевали прямо на земле у самолета.

– Как экипаж реагировал на эти события?

– Все очень нервничали. Во всем случившемся обвиняли меня, хотя они могли отказаться от полета. У одного началась истерика, и когда на второй день нас перевезли в гостиницу губернатора Кандагара, я отвел его в сторонку, и сказал, чтобы он прикинулся больным. Иначе он мог нас предать. Так все время он и симулировал недомогание.

– А где талибы вас держали?

– На территории гостиницы было место, огороженное высоким забором. Там стоял заброшенный дом, а по крыше ходили автоматчики. Во дворе был колодец с зараженной водой. Мы спали на полу, несколько железных кроватей привезли только через несколько месяцев. И из того хлама, что нам доставили, удалось собрать всего пару кроватей.

– Чем вас кормили?

– Картошкой с обрезками бараньего жира, недоваренным рисом и какими-то стручками, от которых у всех началось расстройство желудка. Потом нам привезли горелку, и мы стали готовить еду сами. А еще днем было невыносимо жарко, ночью холодно. Вокруг летали тучи мух и москитов. Я заразился гепатитом, который кое-как вылечил, а в России выяснилось, что вдобавок ко всему подхватил еще какую-то местную болезнь, от которой начала гноиться нога. Вылечить меня смогли только в Москве.

– Кто же вас там лечил?

– Сотрудники «Красного креста». Еще к нам регулярно приезжали дипломаты и представители международных организаций. Дважды Совет безопасности ООН выдвигал требование освободить экипаж, но талибы не обращали внимания на эти бумажные резолюции. Наши жены даже написали президенту США Биллу Клинтону. Он направил в Афганистан своего представителя, но и у него не получилось нас спасти. Все эти дипломаты смогли добиться только того, чтобы нам регулярно присылали почту, газеты, еду, даже радио достали. Я смог надиктовать аудиописьмо своей внучке Юле. Ей тогда исполнилось всего полтора года. Очень по ней скучал. Однажды даже выдалась возможность позвонить родным – привезли спутниковую связь.

– О чем вам писали родные?

– О том, как у них дела, о том, что про нас говорят по телевизору, что пишут в газетах. В Казани нас какое-то время стали считать контрабандистами, хотели с нами расправиться. Одна из жен присылала нам эти статьи. Я попросил жену Юлю, чтобы она с ней поговорила и чтобы больше их не присылала. У нас и так нервы ни к черту, а тут еще большее расстройство.

– Чем же вы занимались целыми днями?

– Я ходил по двору, чтобы мышцы не атрофировались, подтягивался на самодельном турнике и занимался с гантелями. Начал учить английский язык. Позже моему примеру последовали остальные члены экипажа. Иногда просто лежал на кровати и смотрел в небо.

– Правда, что вам предлагали принять ислам?

– Да! И квартиру обещали, и четырех жен. Однажды к нам пришел мулла и говорит: «Выучите две молитвы – отпустим». Я выучил, одну до сих пор помню. Естественно, талибы не выполнили свое обещание. Еще предлагали работать на исламистов – отвечали, что не имеем права. Просили научить их летчиков, приходилось врать, что я не инструктор. Но все таки я их самолетом заинтересовал. Убедил афганцев, что Ил-76 – это дорогая, нужная техника, которая заржавеет и будет бесполезной грудой металла, если весь экипаж не будет регулярно проводить техобслуживание. Нас стали возить на аэродром раз в три месяца, но всех семерых отпускать боялись. Забирали по три-четыре человека. Остальные в заложниках.

– Что было самое страшное в плену?

– Однажды охранники разбудили нас ночью, сказали, чтобы мы брали все самое необходимое и садились в автобус. Я уже решил, что нас везут на расстрел. О чем только не думал в этот момент, но больше всего я жалел, что не увижу, как растет внучка Юля, как она пойдет в школу, институт, как выйдет замуж. Я крещеный человек, но в Бога не верю, поэтому не молился. В результате выяснилось, что нас просто хотели перепрятать на заброшенной ткацкой фабрике, так как в российских СМИ появилась информация, что военные готовят операцию, чтобы нас выкрасть.

– А какие у вас были отношения с охраной?

– Сначала двое татар из моего экипажа пытались с ними разговаривать. Талибы только пошли на контакт, как охрану сменили. Нас стали стеречь огромные бородатые мужики, одетые во все черное. Они даже моих мусульман слушать не стали. Оказалось, это личная охрана губернатора Кандагара. А еще нам устраивали провокации. Повесят на крыше автомат, и вроде как никого нет вокруг – подходи, бери. Но как я потом узнал, так делали и в Чечне. Зарядят оружие одним патроном, или вообще рожок пустым оставят, и если ты его возьмешь – тебя тут же расстреливают.

– Думали ли вы о побеге?

– Конечно! Я предлагал ребятам отрастить бороду и уйти пешком. Но они любое мое предложение принимали в штыки! Слушать не хотели. Вообще, у нас отношения с каждым днем становились все хуже и хуже. Даже до драк дело доходило. Поэтому мы сейчас не общаемся.

– Как тогда вам удалось угнать самолет?

– После года плена мы поняли, что уже не можем надеяться ни на дипломатов, ни на наших военных. Со дня на день нас ждал суд шариата и верная смерть. Тогда мы приняли решение угнать самолет. Другого выхода у нас не было. Однажды мы все семеро поехали на очередное техническое обслуживание Ила. Провели разведку. Стали прикидывать, получится ли у нас взлететь. По моим подсчетам выходило, что это выполнимо. Нам повезло – талибы разрешили завести самолет, и я случайно наехал на какую-то железку, и у Ила лопнуло колесо. Он как будто вступил с нами в сговор! Я стал требовать, чтобы талибы в ближайшее время нас всех снова отвезли на аэродром, чтобы мы могли поменять колесо. И буквально через три дня нашу просьбу выполнили. Мы все понимали, что это наш последний шанс. Или взлетаем, или смерть. Решили, что полетим через территорию Ирана в Арабские Эмираты. Заранее подготовили воздушный коридор. Топлива в баках у нас было достаточно, так как в рейс нас заправили в обе стороны. Так вот, во второй раз, когда нас привезли к самолету, мы стали тянуть время до обеда, когда все мусульмане пойдут молиться. Улучшив момент, я стал заводить самолет. А он из-за жары и недостатка кислорода отказывается работать. Кое-как запустили двигатели. Выруливаем на взлетную полосу, и ни как не можем набрать нужную скорость. Тут уже и талибы спохватились, отправили нам наперерез огромную машину «Урал» и автобус. Но их просто снесло воздушным потоком от моторов Ила. Только в самый последний момент я смог поднять самолет в воздух. Лететь пришлось на высоте 50 метров с риском врезаться в сопку или попасть в песчаную бурю. Но несмотря на все трудности, мы долетели до Арабских Эмиратов благополучно. И уже через пять дней президент России Борис Ельцин подписал приказ о присвоении мне и второму пилоту Газинуру Хайруллину звания Героя России. Остальные члены экипажа награждены Орденом Мужества.

– 4 февраля на экраны выходит фильм «Кандагар» режиссера Андрея Кавуна. Вы были там консультантом?

– Да. Андрей приезжал ко мне в Тюмень. Мы с ним проговорили два дня. Он все записал на диктофон, в блокноте какие-то пометочки делал. Я передал ему ксерокопии дневников, которые вел в Афганистане в плену. Потом он уехал, долго писали сценарий, затем был сложный съемочный процесс в Марокко. Меня пригласили только в Москву, где делали кадры в кабине самолета. Я объяснял техническую сторону дела: что говорят пилоты во время полета друг другу, последовательность действий. Еще я просил внести какие-то изменения в сценарий, спорил, убеждал… Андрей Кавун в финале даже сказал мне, что ему еще никто и никогда не делал столько замечаний! Познакомился и подружился я и со всеми актерами, занятыми в картине. Понравилось, как играл Александр Балуев, но готового фильма я еще не видел.

– Поедете ли вы в Москву на премьеру?

– Режиссер обещал меня пригласить, но пока от него нет никаких вестей. А вот в Тюмени встреча со зрителями обязательно состоится.

– Вспоминаете ли вы Кандагар сейчас?

– Очень часто. Недавно мне снилось, что я опять в плену, но вовремя проснулся.

Выдержки из дневника Владимира Шарпатова

«2 сентября. Где взять силы на последующие недели и месяцы? На таком «топливе» через пару недель, наверное, не сможем передвигаться. Осталось только пять ящиков воды».

«Вообще все сильно сдали. У Рязанова – сердце. У меня началась желтуха. Бессонница. Пытаюсь не показывать вида. Но как?».

«Которое утро начинается с визита главных мулл. Во всем обвиняют Россию. Говорят: у вас один выход. Хотите уцелеть – принимайте ислам».

«...Нас бросили все. МИД и Россия. А уж президенту вообще наплевать. Он в одной Чечне теряет ежедневно больше людей, чем наш экипаж. Все привыкли к потерям...».

«Приснилось, что лежу в гробу. Покойница тетя Нюра обила его темно-синим бархатом. Не заколочена только доска у головы. Мимо проходят какие-то люди, одни с безразличием, другие неодобрительно покачивают головами. Я прикинулся мертвым и думаю: хорошо, что сделал гроб про запас... Проснулся. У нас все беспросветно. Хочется однажды не проснуться...».

Стихотворение жене Юлии Кирилловне Шарпатовой

Строчки прыгали в письме –
Волновалась!
Ты ждала меня в Шардже –
Не дождалась...
Я пишу тебе опять
И не знаю,
Вновь смогу ль тебя обнять,
Но мечтаю!