Неделями сидят на антидепрессантах и рвутся на СВО. Как после спецоперации живут простые тюменцы

После ссоры с женой Александр начинает собирать вещи. В сумку остается положить медали — их он судорожно ищет по всему дому. Наград нигде нет. Мужчина делает вывод, что их специально спрятала жена. Александр со злости поджигает свой дом и убегает. Позже он сам признается, что сделал это на эмоциях, потому что после СВО их стало невозможно контролировать.

Это одна из последних историй, когда после СВО военный не в силах справиться с собой. После участия в боевых действиях помощь необходима каждому: и участнику, и его семье. Мы поговорили с психологом Татьяной Коваленко о том, как живут, привыкают к миру военные; как тяжело бывает справиться с душевными травмами и почему некоторые рвутся обратно. В этом материале — реальные истории тюменцев, которые приехали с СВО.

Татьяна Коваленко работает психологом в социальном фонде «Защитники отечества» с июля. Ее задача — выслушивать и помогать военным и их близким. За несколько месяцев она приняла около пятидесяти человек.

— У вас уже был опыт работы с участниками боевых действий?

— Только с июля. До этого я работала в коррекционной школе с больными детьми. У меня 23 года педагогического стажа. Сюда я была командирована из областной психиатрической больницы, из детского отделения. Там я работала и со взрослыми, и с детьми.

— Расскажите, какие люди сейчас обращаются к вам.

— Участники СВО и их семьи. Есть посетители, которые приходят к нам повторно. Проблема в том, что многие еще не знают о существовании этого фонда. Приходят люди от 19 до 65 лет. Самый старший участник СВО — 60 лет, его позывной «Дед». Приходила 19-летняя девушка, она потеряла мужа.

— О каких проблемах они говорят?

— Проблемы разные, вплоть от рождения. Там и семейные проблемы, и стрессовые расстройства. Если участник боевых действий — он говорит о том, что он видел, когда воевал. Это всё оставило у него отпечаток.

— Приведите конкретные ситуации. Расскажите, к примеру, о 19-летней девушке. Что ее тревожит?

— Она не может пережить смерть мужа, он погиб в марте 2023 года. У нее сильнейший стресс, сильнейшая депрессия, из которой нужно выходить. В таких случаях мы отправляем к психиатру.

В жизни девушки этот человек (имеет в виду погибшего мужа), хороший человек, изменил всю ее жизнь. Ребенку 19 лет. Но тот образ жизни, который она стала вести, выйдя замуж за него, — изменился. Поменялось ее мировоззрение, образ жизни, привычки поменялись в лучшую строну. Про мужа она говорит, что он дал ей путевку в жизнь. Девушка не знает, как жить дальше и стоит ли жить вообще. Без него земля из-под ног ушла. Сутками просто плачет, плачет, плачет.

Приходят матери военных, которые потеряли единственного сына. Они делятся всем: начиная от рождения сына. К примеру помню женщину. Она потеряла сына еще в начале СВО. Она до сих пор сидит на антидепрессантах. Если бы не таблетки, она бы не справилась.

— Что можно посоветовать людям, которые после ухода близкого потеряли опору?

— Тут можно только рекомендовать. Нужно обращаться к психиатру, чтобы он назначил курс антидепрессантов.

— А что рассказывают вам участники боевых действий? Какими проблемами делятся?

— Я заметила, что многие участники СВО, после того как пришли, хотят вернуться. Они не находят себя в гражданской жизни, им очень трудно приспособиться. Какой бы срок они там ни были, говорят: «Мы не знаем, куда себя определить». Хотя, казалось бы, они же как-то жили до боевых действий. Нет, они всё равно хотят вернуться. У кого-то материальный интерес, а кто-то понял, что им нужна другая жизнь.

— Когда мы говорили с участниками СВО, одни рассказывали, что им не хватает адреналина, другие — их душевных страданий никто из близких разделить не может. А что они вам говорят?

— Говорят то же самое. Тяжелее всего людям, у которых здесь не устроена семейная жизнь. Но есть исключения. У меня сейчас на регулярной основе ходит один доброволец. Сейчас у него позывы идти обратно, хотя есть супруга, трое детей. Он говорит: «Не ладится, мы постоянно ругаемся». На фоне семейных проблем ему убежать хочется.

Многие семьи на этом фоне распадаются. Потому что они уже не могут найти общий язык, какие-то интересы изменились, на какие-то вещи он по-другому уже смотрит. Осознание после всего пережитого другое.

Многие мужчины, которые были в Афганистане и Чечне говорят: «То, что там было, — это цветочки. На Украине творится ужас». Проблема в том, что новые технологии, дроны. Ты сидишь в окопе, вроде бы спрятался. А нет — дрон летает везде. Постоянно ощущение страха, ожидание непонятного и неизвестного. Они приезжают домой и говорят: «Первое время боимся тишины. Если тихо — уже страшно». Даже если ночью спят, в зоне боевых действий — где-то вдали слышны взрывы, стрельба. А дома тишина действует пугающе.

— Как это мешает в обычной жизни?

Очень мешает. Многие замыкаются в себе. У меня недавно был участник СВО, он пришел и говорит: «Я боюсь людей. Сижу один в квартире». Почему многие уходят в алкоголь и наркотики? Чтобы уйти в себя, забыться, никого не видеть и ничего не слышать. Мало того, что они определить не могут, где работать, с кем общаться.

Кто-то сам делится эпизодами из мирной жизни. Есть те, кого начинаешь выводить на мирную жизнь, на планы. А у них единственная тема — СВО, убитые, раненые. Начинаешь объяснять: вам от этого не избавиться, нужно научиться с этим жить, принять. К сожалению, некоторые не хотят выходить из состояния боевой готовности.

— А что их привлекает в возвращении на СВО?

— У некоторых материальный интерес. Вот сейчас один парень говорит: «А я больше не знаю, как заработать». А у некоторых прям призвание. Кто-то без образования, не знают, куда пойти работать.

— Что мешает человеку, когда тот решает начать реабилитацию? Есть примеры, когда мужчины начинают нормальную жизнь, а потом что-то происходит и он срывается.

К примеру, мужчина пришел с СВО, в семье было всё хорошо. И он срывается. Провокатором может стать что угодно. К примеру, увидел где-то военную форму, и всё.

— Как лучше семье говорить с человеком, который пришел с СВО?

— Это отдельная серьезная тема. Не всегда обычные формы общения и взаимодействия подходят. Случаются срывы, алкогольная зависимость, случаются неожиданные проявления агрессии. Алкогольная зависимость всё это усугубляет. Не представляете, что в семьях творится. Когда возвращаются с травмами, мужчина начинает переживать: «Зачем я такой нужен?»

Семье в этих случаях нужно поддерживать и подбадривать. Нельзя гладить по головке и все прихоти исполнять. Необходимо дать понять, что он полноценный человек. Недавно приходил участник СВО, у него недееспособны все конечности. Переживает, что все на него обращают внимание, он стесняется. Я говорю: «Верьте и настраивайте себя на лучшее. Тогда будет результат».

— А есть ли какие-то признаки ПТСР?

— Семья может определить это сразу — человек меняется. К примеру, уходит в себя, закрывается, не хочет общаться. Некоторые уходят в алкоголь. Посетитель, который недавно у меня был, рассказывал, что два месяца пил беспробудно.

— А что из неочевидных признаков?

— К примеру, после СВО стал беспокойно спать ночью, отсутствие аппетита, стал безразличен к любимым вещам. С ПТСР самим справиться невозможно. В любом случае нужно обращаться к специалисту. Потому что у некоторых на фоне переживаний возникают суицидальные мысли.

— Есть истории, когда родные не могут поверить в смерть близкого. Как с такими работать?

— Тут идет непринятие. Сложно принять эту ситуацию, идет отторжение. В дальнейшем возникает депрессивное состояние. У меня есть пациентка, которая разговаривает с погибшим супругом, каждый день желает ему доброго утра. Постоянно ему пишет сообщения. Мы стараемся выводить из такого состояния. Объясняем, что, когда падает снаряд, шансов выжить при таких обстоятельствах нет.

— Вы говорите, что многие рвутся обратно. А есть те, кто пожалел о своем выборе?

— Был один, мужчина 32 года. Знаю, что он пишет музыку. У него ранение, он винит себя, что это допустил. Рассуждает так: «Ничего бы этого не было, если бы я туда не пошел. Был бы сейчас на своих двоих».

В пример с ним брали паралимпийцев, которые завоевывают медали. Они же живут полноценно, несмотря ни на что. А ему надо, чтобы всё сразу было.

Ранее мы говорили с психологом УФСИН, которая работала с участниками боевых действий. В этом интервью мы пытаемся разобраться, какие психологические травмы получают военные, из-за чего они так стремятся вернуться обратно и почему их жизнь после боевых действий больше никогда не будет прежней.