Город За забором выдуманной реальности. Как в тюменском интернате живут люди с психическими расстройствами — репортаж

За забором выдуманной реальности. Как в тюменском интернате живут люди с психическими расстройствами — репортаж

К примеру, Вера попала сюда из-за несчастной любви и мечтает вернуться к маме. Ей уже 55 лет

В интернат попадают совершенно разные люди: среди них есть учителя, убийцы, бездомные, насильники. Мы пообщались с ними

Когда Вера жила в Тюмени, у нее был дом и любимая работа фармацевтом. Она ярко красила губы и аккуратно укладывала волосы. Вера жила с мамой, встречалась с молодым человеком, мечтала завести семью. Ей было 38.

Череда событий привела Веру к расставанию с любимым. Разрыв она переживала тяжело. Настолько, что мама и брат привезли ее в психоневрологический интернат.

Сейчас вся жизнь Веры умещается в маленькую комнату. В шкафу спрятан альбом со снимками родных, пряди от ее когда-то длинных волос и обрывки газет. На тумбочке стоит фотография с врачом и самодельные игрушки. Вере 55. Она мечтает вернуться домой и подарить маме на день рождения кастрюлю.

Так теперь живет Вера и еще несколько сотен человек с разными ментальными нарушениями.

Этот материал о судьбах людей и жизни Зареченского психоневрологического интерната; о месте, куда люди попали из-за большой трагедии, и которое практически невозможно покинуть.

Интернат

Психоневрологический интернат находится под Тобольском, в поселке Заречный. Это большое трехэтажное здание, обитое кремовым сайдингом с красными полосками. В окружении небольших деревенских домиков здание выглядит громадным. На высоком металлическом заборе табличка со списком правил посещения: «Возбуждающие разговоры запрещены», — сказано в последнем пункте. На территории — деревянная беседка, баня и большая прогулочная зона. Но гуляющих здесь нет.

Жизнь жильцов ограничена этой территорией. За пределы выбираются нечасто
Посещать интернат могут все, кто хочет навестить своего близкого. Только нужно соблюдать правила — их можно прочесть на заборе

В этом здании постоянно живет около трехсот человек. В основном сюда попадают люди с психическими расстройствами: шизофрения, даунизм, олигофрения. Кого-то привозят из детских домов — для совершеннолетних с ментальными нарушениями сюда единственная дорога. Кто-то совершил преступление и его признали невменяемым — теперь оставшаяся жизнь пройдет здесь. Среди жильцов есть люди, которые убили своих родителей или совершили изнасилование. Кто-то пережил такое эмоциональное потрясение, что без таблеток и наблюдения врачей теперь не справляется — в интернате есть бывшие преподаватели и медицинские работники. Таких людей привозят сюда родственники.

Большинство живущих в интернате недееспособные. Сотрудники называют их «проживающие», потому что слово «клиенты», по их мнению, использовать в их адрес неверно. За нормальную жизнь проживающих несет ответственность директор этого места. Он решает, какую купить одежду, какая мебель будет стоять в комнатах и какими занятиями будет наполнен день. Еще в судьбе каждого есть специалист по реабилитации. С ними жильцы проводят почти каждый день.

Так выглядит кухня, где могут попить чай сотрудники интерната. Свободно сюда могут зайти и проживающие — двери всегда открыты
Николай — первый, с кем мы познакомились. С виду здоровый пожилой мужчина подходит к Ольге и говорит как ребенок. Трогательно и странно одновременно

Ольга Кондратьева — заведующая реабилитационным отделением. Раньше она работала в детском саду, потом переехала в Заречный, купила здесь дом и устроилась в интернат. Обязанности Ольги — организовывать досуг жителей. К примеру, кружок по лепке или рисованию, работы в саду или уборку. Пока мы сидим на кухне, к женщине проходят проживающие, обнимают ее и улыбаются. С пожилыми людьми она разговаривает как с пятилетними детьми.

— Коленька, возьми печенюшку на столе, — говорит седому мужчине Ольга. Он отвечает протяжным «Уа-уа-уа-уа», что-то показывает жестами, смеется и уходит.

Ольга говорит, что, в отличие от детей, проживающие больше понимают добро и внимание.

— Ты даешь конфетку — они уже бегут к ней. Они отвечают тактильным вниманием. К примеру, иногда сижу, Коля подходит и начинает делать массаж или погладит по голове. Некоторые подходят и говорят: «Можно я буду вас мамой называть?» А им объясняют: «Так я вас младше». Думаю, ничего страшного — ради бога. Они тоже хотят, чтобы была мама. Я иду по коридору, они меня встречают и говорят: «Наша мамочка пришла, наше солнышко!», — рассказывает Ольга Кондратьева, заведующая реабилитационным отделением

Жизнь интерната

День проживающих начинается в шесть утра. Они встают, чистят зубы, заправляют кровать. С утра кто-то принимает лекарства. В девять часов начинается завтрак, потом организуют какой-нибудь досуг, после этого по расписанию прогулка. Если у проживающего начинается обострение — отправляют в больницу на лечение. Спать ложатся в десять вечера.

Так проходит обед в интернате — первое, второе, третье. За столом тишина. В зале — неимоверный аромат
Есть те, кого кормят сотрудники с ложечки

В течение дня проживающие могут купить что-то в магазине — он находится на территории интерната. Они выбирают то, что захотят, и в конце месяца из их сбережений вычитается определенная сумма. Деньгами каждого распоряжается директор. 75 процентов от пенсии — на проживание, услуги, одежду. Остальные хранятся на счетах, или с согласия их владельца руководство может потратить эти средства на мебель в комнату или путешествие человека.

Самостоятельно проживающим запрещено покупать сигареты и алкоголь. Выходят курить по расписанию — на одного человека по шесть сигарет. Есть те, кто живет по программе сопровождаемого проживания. Эти люди могут сами решать, когда выйти на перекур или прогуляться на территории. Еще ограничивают в кофе, потому что, говорят сотрудники, его могут пить очень много. В некоторых интернатах выдают по одному пакетику чая, но здесь «до такого не опускаются», рассказывает директор.

В интернате живет 25 женщин и 270 мужчин. Большая часть — пожилые люди. Пары в интернате все-таки складываются. По закону, если у двух недееспособных людей рождается ребенок, его должны отдать в детский дом. Этого стараются не допускать.

— В их отношения мы не вмешиваемся. Критические дни у женщин — строго под карандаш. Если они не начались, узнаем почему. Предлагали некоторым мужчинам купить контрацептивы. Но они желания не изъявили. Они сказали: «Нет, сами справляемся». Как в СССР: «У нас секса нет» — мы в любом случае сказать не можем. По крайней мере, беременность мы контролируем. Кому-то-из-за здоровья не получилось поставить спираль. Психологи у нас работают по этому вопросу. Если случится, будем рожать, что делать-то? — говорит Рафик Ахметчанов, директор интерната.

Комната

В комнате, наполненной яркими кубиками, плюшевыми игрушками и цветными карандашами, сидят трое. Худенькая Фая, с короткими черными волосами с проседью и глубокими морщинами, старательно собирает пазлы. Она нашла три фрагмента и скрепила их. Вышло неправильно.

— Фая, откуда вы сюда приехали? Сколько вам лет? — пытаюсь начать диалог.

— Не знаю. Никого у меня нет! Матери нет, — улыбается Фая.

— Я тоже умею рисовать! — показывает она на соседа по столу и снова погружается в собирание пазлов.

Фае 58 лет. Сюда она приехала из другого интерната по просьбе брата — Марат тоже живет здесь, этажом выше.

Фая просто смотрит на пазлы. Найти подходящие фрагменты ей тяжело

Возле Фаи сидит Анатолий и широко улыбается. В худощавой руке он крепко держит карандаш и раскрашивает картинку — звезду и цветы. Я даю мужчине красный, и он начинает черкать им на листке. Его движения машинальны, он выходит за контуры.

— Что вы рисуете?

— Да красим! — говорит Анатолий, не отрываясь от рисунка.

Анатолий раскрашивает картинку к 9 Мая
Смех Александра не мешает продолжать заниматься своими делами остальным. Каждый будто в своем мире, до которого не доходят посторонние сигналы

Слева от мужчины перебирает бусинки Александр. Ему больше сорока лет. Он видит нас и начинает громко смеяться, широко раскрыв рот. Он смотрит на сотрудницу, она кладет ему руку на плечо. Смех Александра не прекращается и после нашего ухода.

Идем по коридору за директором. Попадаем в светлую комнату. Внутри две кровати, электрический камин и кожаный стул-качалка. На тумбочке книга «Почему плачет душа». На кровати сидит мужчина и спокойно смотрит вперед.

— О чем ваша книга?

— Философская, — говорит хозяин.

На столах у каждого лежат грамоты за участие в конкурсах
Валерий Александрович приехал в интернат в апреле. Он занимается, как это здесь называют, «волонтерской работой». Он помогает прибирать территорию, ухаживает за огородом

Валерий Александрович здоров. Он говорит рассудительно и вежливо. Еще несколько месяцев назад мужчина жил на улице — сменял одно пристанище на другое. Позже он скажет, что его собутыльник умер в здании милиции, где они ночевали. А пока в комнате мы говорим о другом.

— Я приехал сюда с вагайского приюта. Днем выходим на работу, убираем территорию. Общение хорошее здесь. Мы тут телевизор смотрим, за кроликами, попугаями ухаживаем. У меня нет семьи — родители умерли, — рассказывает собеседник.

Нас ведут на кухню. Аккуратное помещение с гарнитуром, посудомоечной машиной, столом и мягкими креслами. На стене — график дежурств, убирают кухню четверо. Разрешено ей пользоваться тем, кто живет по программе сопровождаемого проживания. Они могут готовить, сами наполнять холодильник или устраивать посиделки.

Кухня, которой могут пользоваться четыре человека. Здесь разрешено принимать гостей, на этой кухне могут готовить
Содержимое холодильника. Его при желании могут наполнять проживающие

На кухне встречаем невысокого мужчину с металлическими зубами и скромной улыбкой. Это Андрей Мехояков. Он попал в свой первый интернат еще в школе. Сотрудники говорят, что в детстве Андрей получил травму — засунул пальцы в розетку. Какое-то время был на домашнем обучении, потом к нему перестали ходить учителя — из-за этого развитие остановилось. Родители ребенком не занимались, и он стал бродяжничать.

— Я приехал с Надыма. У меня осталась сестра. Как привезла меня сюда — больше ее не видел. Я ей звонил, только мне надо адрес найти, — серьезно говорит Андрей.

Трудно уследить за логикой слов Андрея. Сначала он говорит, что его привезла сестра, потом рассказывает другое. О чем бы ни шла речь, мужчина всегда вспоминает свой дом и близких.

— Меня начальство из Надыма сюда привезло. Сказали: «Побудешь здесь, и сестра тебя привезет обратно». Я был уверен, что она приедет. Это было напрасно. Сестра живет в Надыме, мать умерла. В семье нас пятеро детей. У меня еще четырехкомнатная квартира. Она отдана мне. Но сейчас не знаю, где она.

— А где остальные трое родственников?

— Остальные с отцом с другим. Мой родной умер, когда я его еще не видел.

— Как здесь проходят ваши дни?

— В Вагай ездил работал в спорткомплексе. Здесь мусор убираем, подметаем.

— О чем мечтаете?

— Сейчас мечты у меня нет. Сейчас план — лишь бы сестра приехала обратно. У меня есть девушка Лида. Я с ней уже давно знаком. Она живет на втором этаже, я — здесь. Когда работа, мы с ней шибко не видимся. Лида у меня рисует.

Андрей верит, что когда-нибудь снова увидит родных

— Почему Лиду полюбили?

— Она увидела, что у меня характер мягкий. Я за нее горой, чтобы никто к ней не приставал. Бывает, ее тут щемят, — серьезно говорит Андрей.

Еще одно популярное занятие у жителей интерната — собирать картины из мелких стразов
Константин (слева) говорит, что проблем со здоровьем у него нет. Якобы он, чтобы не попасть в тюрьму, прикинулся невменяемым. Через некоторое время мнение изменил — теперь он думает, что лучше бы отсидел срок
Акулы, черепа, тигр. На теле у Константина десятки татуировок

Поднимаемся на второй этаж. В длинном коридоре в хаотичном порядке застыли люди. Они смотрят на нас, улыбаются и молчат. Пахнет лекарствами и постиранным бельем.

Заходим в комнату к двум женщинам. Белые стены облеплены разноцветными бабочками. Они летят ровным рядом, другие разлетаются по всему пространству. В комнате прибрано и пахнет духами. На тумбочке книга про анатомию человека, заколки, сережки и большой цветок.

Комната для женщин

Оля надела нарядную белоснежную кофту с голубой полоской, жемчужный ободок и уложила обесцвеченные пожелтевшие волосы. Она улыбается и важно шагает к нам, руки держит в замке за спиной. Оле 48 лет, она приехала сюда из другого интерната.

— Оля у нас имеет друга, — рассказывает директор.

— Оля, у вас есть жених? — интересуюсь я.

— Угу. Его зовут Олег. Познакомились с ним на улице. Он спокойный, не шебутной, — говорит Оля.

— Вы сколько уже вместе?

— Шесть лет. Постоянно видимся. Разгадываем кроссворды.

Женщины стараются проявлять индивидуальность. У кого-то возле тумбочки большой цветок, у кого-то над кроватью висит рамка

— Чем еще любите заниматься?

— Я вот вышиваю! Зайчика начала вышивать, — оживляется Оля и показывает полотно, где коричневыми нитками вышита толстая полоска.

— Вы сколько лет здесь живете?

— Уже десять лет. С Ярковского интерната приехала.

— Оля с женихом сидит на кухне часто, чай пьет, за коленки держатся, — рассказывает директор.

— Не-е-е-ет! Он не держал, — возмущается Оля и качает головой.

Ее соседку тоже зовут Оля. Она подбегает к медсестре и крепко ее обнимает. Оля практически не разговаривает. Но всё, что хочет сказать, понимают сотрудники и ее соседка. Оля захотела показать свои достижения. Она достает грамоты, протягивает нам и смеется.

Олю отлично понимают сотрудники интерната
И так во многих комнатах — при виде сотрудников проживающие бегут к ним

Вера

Идем в другую комнату. Там встречаем высокую женщину с аккуратной стрижкой. Узорчатая блузка, перстень на руке и бордовые ногти, ровно накрашенные лаком, выглядят естественно и органично. У хозяйки спокойный взгляд и приятная улыбка.

Так Вера когда-то собиралась на работу. Сейчас она наряжается, чтобы сходить на обед или выйти покурить

Веру Желудкову привезли сюда 17 лет назад. Сегодня она отмечает день рождения.

— Ее привезли родственники из дома. Я даже помню этот день. С ней приехала пожилая мама, брат с женой. Я сижу за столом, она подсаживается. Такая в очках, накрашенная. Я спрашиваю у нее: «Кого привезли?» А она говорит: «Меня!» Не ожидала такого совсем, — рассказывает медсестра.

У Веры из заднего кармана торчат сигареты. Директор видит это и ругает женщину. Она улыбается и сильнее натягивает кофту.

— Я приехала из Тюмени. Жила я с мамой. У меня много родственников. Они живут в разнвых районнах и населенных пунктах, — начинает рассказывать о себе Вера.

— Вера отношения с родственниками поддерживает.

— По телефону звоню им. Раньше письма присылала, фотографии и открытки. А сейчас мне никто не шлет ни письма, ни фотки.

— Почему?

— У меня сноха умерла, и поэтому мне фотки редко кто высылает. Домой меня недавно возили, я маму видела. Успокоилась. Теперь еще могу тут пять лет пожить. 17 лет в августе будет, как я здесь живу. У нас интересно получается. У мамы тоже в этом году будет юбилей. 85 лет.

— Как домой съездили?

— Маму видела, и у нее даже цвет волос изменился. Она поседела. Не как все, белые такие… не знаю, как объяснить.

— Как вам здесь живется?

— Да нормально. Раньше училась в медицинском училище. Раньше работала в аптеке на Ямской где-то 5–6 лет фармацевтом. Можно мне хоть пол ездить мыть в Вагай? Я же и уборщицей работала.

— Вам скорее хочется работать?

— Да. Но мама не берет меня. Я бы хотела ходить на работу.

Вера достает грамоты и медали. Недавно победила в спартакиаде. Заняла первое место в личном зачете по дартсу. Женщина достает фото мамы.

— Это я ей плащ купила. Хочу ей на юбилей кастрюли подарить. Я уже ей дарила, она обрадовалась. Еще надо.

— А как вы будете свой день рождения сегодня отмечать?

— У нас торт есть, колбаска, кофе и лимонад. Будем сидеть и кушать. Давно кофе не пила.

Авторская задумка Веры — такой заяц у нее получился
Вера обожает шить
Сейчас в альбом воспоминаний Вера кладет фото из интерната

Вера снова переключает внимание на альбом. Она продолжает рассказ о своих родственниках.

— А вот мой брат. Но он меня еще сегодня не поздравлял. Но с братом у нас сейчас нет отношений.

В альбоме у нее хранятся отстриженные волосы, вырезки из газет.

— А чего вам тут не хватает?

— Мне ребенка хочется родить. Только я не знаю, получится когда-нибудь или нет.

Игровая

На первом этаже играет «Мама, я танцую». Несколько человек неуклюже зашагивают на синие деревянные ступеньки и смеются. Рядом сидит пожилой мужчина и пытается попасть шариком в стакан. Возле него кто-то с трудом выводит на бумаге свое имя печатными буквами, кто-то пытается играть в шашки.

Ощущение, что каждый занимается своим делом машинально — на автомате водит по листу ручкой, смотрит в книгу и пытается играть в шахматы
А это занятие вызывает у проживающих неподдельный восторг
На мужчинах в день нашего приезда нарядные рубашки
Некоторые не могут правильно написать свое имя.

— На спартакиаду приезжал Алексей Иванович, — говорит мужчина и выводит букву А
Мало кого мы застали здесь за групповой игрой. В основном каждый занимался делами сам по себе
Людмила серьезная и сосредоточенная

Сергей сидит за отдельным столом. Перед ним гора фантиков — из них он складывает оригами и соединяет в змейку.

Все эти змейки Сергей сделал из фантиков. Он хотел бы научиться плести из них какие-нибудь предметы

— Мне 40 лет! — кричит мужчина и перебирает фантики. — Я с ялуторовского интерната. Оттуда людей убаяли! — продолжает мужчина.

— Что?

— Людей убаяли! — говорит собеседник.

— Людей убавили, — спокойно поясняет сотрудница.

— И родителей нету. Не знаю, как их теперь искать. Мамки-то нету.

— Он у нас из детского дома прибыл.

— А где вам больше нравится? В Ялуторовске или здесь?

— В Ялуторовске. Здесь не нравится.

Мы уходим из главного корпуса.

Тяжелые больные

В одноэтажном здании напротив главного корпуса лежат тяжелые пациенты. Так называют тех, кто не может самостоятельно себя обслуживать. Еще здесь могут оказаться те, кто не смог наладить отношения с проживающими и испытывает трудности с адаптацией.

Мы заходим в холл. Напротив телевизора сидит несколько человек. Они смотрят куда угодно, но не в экран.

— Есть Юля — лежачая девочка. До приезда к нам она только лежала. У нее уже постепенно начал развиваться хватательный рефлекс, — рассказывают сотрудники интерната

Нас проводят в комнату к Ольге Николаевне, самой взрослой — ей 96 лет. Комнаты здесь больше напоминают больничные палаты. Тут белые стены, кровати и практически нет личных вещей пациентов.

На кровати сидит бабушка с яркими голубыми глазами. Она плохо слышит, ей тяжело отвечать на вопросы. Раньше Ольга Николаевна работала медсестрой физиокабинета. Родные ее не навещают.

К Ольге Николаевне давно никто не приезжал

— Вы такие симпатичные! Одно удовольствие вас видеть! — неожиданно говорит Ольга Николаевна.

— Она у нас очень добродушная бабушка.

Бабушка сидит, тихонько покачивается и смотрит в одну точку. Всю жизнь эти люди остаются детьми, даже если голова поседела
Люди в этом корпусе всегда должны принимать препараты

В соседней комнате живет Василий. Он передвигается на коляске. Мужчина любит изучать физику — на полке учебник за шестой класс, тетради и прописи.

— Приехал с севера, из города Нягань. У меня есть две сестры, два брата.

— Приезжают в гости?

— По телефону общаемся, посылки присылают. Моя любимая еда — пельмени, курица и борщик.

Василий (слева) привык всех называть по имени и отчеству. Сотрудники тоже обращаются ко всем уважительно — так почему-то сложилось. Поэтому мужчина просит сказать отчество и меня
Тетради с записями Василия
В отделении есть как лежачие, так и те, кто может ходить

По коридору тихонько ходит худенькая женщина в спортивном костюме. У нее круги под глазами и строгий взгляд исподлобья. В отделение с лежачими пациентами ее перевели, потому что с соседками по комнате возникали конфликты. Зоя раньше работала комендантом, и у нее осталась привычка выкладывать всё из тумбочек. Такая особенность заболевания.

Зоя — одна, кто ходила по длинному коридору

— Сначала жила в Махачкале, потом в Тобольск переехали. У меня три дочери. У двоих высшее образование, третья работает фельдшером.

— Часто приезжают?

— Приезжают. Еще есть трое внуков.

— Сколько лет не виделись с дочками?

— Два года.

— Кем вы работали?

— Я много дел делала. Работала в общежитии. Когда санэпидемстанция приходила с проверками. Они рады были, что я всё рассказывала как есть.

— Зоя, ну ты чего. Вчера же улыбалась, мы с тобой хорошо поговорили, — обращается к женщине сотрудница

Сотрудники говорят, что за несколько лет дочка приезжала к Зое однажды. По видеосвязи родные говорить с женщиной не хотят.

В другой комнате живет Юрий Шуклин. Врачи рассказывают, что этот улыбчивый дедушка занимался спортом и любил загорать.

— Приехал сюда из Тюмени. Жил там возле Судостроительного завода.

— С кем вы там жили?

— У меня сын был — разбился. Остались внучки.

— Кем вы работали?

— Электриком на Судостроительном. Лет 15 проработал. А потом в Армении случилось землетрясение — там работал.

— Сюда когда попали?

— Давненько. Лет 20 есть уже.

— Нравится здесь жить?

— Ну а куда мне деваться, слепому? Родня приезжала, когда квартиру надо было.

Юрий ослеп после аварии

Юрий ослеп после страшной аварии. Его любимое занятие — слушать радио и передачу «Жди меня».

— Потому что там всегда кто-то находит друг друга, — говорит мужчина.

Я подхожу к сотруднице, пожилой женщине, которая работает здесь больше десяти лет.

— Бывает, пытаются сбежать?

— Конечно. На прошлой неделе было. Не сбежали.

Самостоятельность

Признать недееспособным человека может только суд. Для этого вызывают свидетелей. К примеру соседей, которые подтвердят, что подсудимый странно себя ведет. Рассказать про странности может почтальон, наблюдательный продавец или врач из поликлиники. Показания свидетелей прикладывают к медицинской экспертизе. После этого суд устанавливает связь. Важно подтвердить, что именно из-за психического расстройства человек не может руководить своими действиями.

Вернуть дееспособность могут так же — суд, свидетели, экспертиза. Это значит, что появится возможность распоряжаться своими деньгами, по возможности ездить на работу в поселок, иметь на руках сигареты и, когда захочешь, выходить погулять. Из трехсот человек в интернате таких четверо.

— В прошлом году четыре человека трудоустроили в село Вагай. Они работали разнорабочими, по уборке снега. Сами выходили за пределы интерната, садились на рейсовый автобус, приезжали в Вагай, где уже распределялись по местам работы. Всего проработали так около месяца. Нас эта программа устроила. Самостоятельность вдохновляет. Потом они приходили и спрашивали: «Мы хотим получить проездной билет. Мы хотим работать», — говорит Рафик Ахметчанов, директор.

Один из таких — Валерий. Он живет по программе сопровождаемого проживания

Квоты для работы проживающим в интернате выделяют через центр занятости. Рафик Ахметчанов говорит, что не все работодатели научились адекватно воспринимать людей с отклонениями.

— Есть какая-то боязнь. В областной больнице даже были готовы взять на постоянную работу. Даже съездили и посмотрели, где будет рабочее место. Но проживающий сам отказался потом.

Бывает, из интерната выходят в самостоятельную жизнь. К примеру, Влад. Его маму лишили родительских прав, и соседи посчитали, что ребенок невменяемый.

— Он начал злоупотреблять. Общественность его начала лечить. Обратилась в органы соцзащиты, ему поставили диагноз. Ввиду того, что жить ему негде — привезли сюда. Тогда ему было 20 лет. Периодически ездил к маме. Потом мама умерла, он ездил к ней на похороны. Вышел в 40 лет, — вспоминает директор.

Некоторое время Влад работал на ферме. Потом он уехал в родную деревню на праздники — на работу так и не вышел. По словам работодателя, Влад там остался, встретил женщину и переехал. Директор описывает мужчину стеснительным и скромным, привычка часто выпивать у него осталась.

Влад — единственный, кто смог выбраться за забор. Был еще проживающий — его взяли под опеку родственники.

— Год-два отпускали Андрея к сестре, она возвращала его обратно. Но потом забрала. Получили для него квартиру новую — дали как ребенку-сироте, — говорит Рафик Ахметчанов.

Интернат под руководством экс-силовика

По внешнему виду интернат можно сравнить с санаторием или гостиницей. Тут приятно пахнет, светло и уютно. В каждой комнате цветы, свежее постельное, новая мебель и ковры. На первом этаже две кухни, куда не закрываются двери — так создают доступную среду. Проживающие ездят с сотрудниками на море, в Санкт-Петербург, Москву или просто за город на шашлыки. Порой с ними могут выехать по магазинам — под присмотром проживающие выбирают себе одежду.

Работники говорят, что раньше было иначе: просто приходили специалисты, оказывали услугу и уходили. Сблизила всех пандемия — тогда персонал не выходил из интерната и всё время проводили с проживающими. Еще говорят о директоре, с приходом которого всё стало лучше.

Руководитель пансионата — открытый мужчина — он говорит эмоционально, во время беседы поднимает брови и широко разводит руки. Не стесняется высказывать свое мнение и говорить о проблемах. Рафик Ахметчанов раньше работал в полиции. Вспоминает, как с начала 2000-х приезжал в пансионат на вызовы, если кто-то сбегал из него. Потом работа в органах приносить удовольствие перестала и Рафик Ахметчанов пришел сюда.

В такие учреждения обычно попасть журналистам непросто. Но Рафик Ахметчанов пустил нас без долгих согласований. Мы приехали через несколько дней после звонка

— Знакомые люди узнали, что я собрался выходить на пенсию. Мне предложили стать директором этого интерната. Я согласился и пошел на собеседование только с третьего раза. Поехал и даже не подготовился. У меня спросили: «Что знаете?» Я говорю: «Ничего не знаю, что такое СанПиН слышу впервые». Конечно, сейчас утрирую. У нас сложился достаточно оживленный диалог. У меня спросили, к какому типу людей я себя отношу. Говорю: «Видели мультик "Смешарики"? Есть там персонаж Копатыч. Он говорил: "Блеск в глазах — огонь в груди". Вот я такой же. Если работать, то работать». Потом мне позвонили и сказали, что я прошел. Так и прижился, — говорит Рафик Ахметчанов.

Так бывший силовик перешел из одной системы в другую и начал ее менять.

— Я за демократизм. У нас всегда во все кабинеты двери открыты. Вчера вот полетели наши проживающие в Москву. Организовать это сложно. К примеру, летом мы выезжали жить в палатках. И там тоже не все были в восторге от нашего появления. Там была экологическая площадка в бывшем пионерском лагере. Когда приезжаем в другие учреждения, мы видим красоту, домашний уют. Еще видим оловянных солдатиков, которые стоят по стойке смирно, — говорит директор.

С приходом Рафика Ахметчанова у проживающих появилась возможность периодически выбираться за пределы интерната. Почему такого не было раньше? Директор говорит, что сотрудники просто боялись брать на себя ответственность.

— У нас есть услуга «Выходной день». На один день привозим к родственникам. Некоторые относились к этому с опаской — думали, не заберем обратно в интернат. Кто-то до сих пор боится и говорит: «Не возите, не надо». Стали людей возить на шопинг, в кафешки. Недавно мужчина старше меня возрастом сидел и плакал. Говорит: «Я шашлыки ни разу не ел, оказывается». Люди дожили до 40 лет и не ничего не видели в жизни, получается.

Менять систему так, как хотелось бы, мешают санитарные нормы. Готовить проживающим должны строго по правилам: вареное и печеное.

— Нас до сих пор преследует медицина, хотя мы — не медицинская организация. Перегибов очень много. Вчера мы общались по поводу меню. Меню у нас хорошее. Но когда его ешь постоянно — начинает надоедать. К примеру, жареного у нас нет — не положено. Майонеза у нас нет — нельзя.

Рафик Ахметчанов говорит просто — ему хочется, чтобы жизнь для людей стала максимально приближенной к нормальной.

— У меня есть пенсия — мне терять нечего. Я руку всем пожал и сказал: выгонят — значит выгонят. Выгонят — я встал и пошел. Я не боюсь ничего, как некоторые боятся шаг влево и шаг вправо сделать. Так нельзя жить. У нас есть медицина — я ее люблю и уважаю. Но эти СанПиНы… Эта дезинфекция, обработка. Вот я жил в казарме четыре года — никаких СанПиНов не было. И мы не чесались.

«Надо мне сестру подыскать, чтобы она забрала меня обратно»

На выходе из пансионата встречаем Андрея и Валерия Александровича. Мужчины сидят, развалившись на скамейке, и молча курят. Мы говорим с ними уже без сотрудников.

— Если честно, домой не хочется?

— На волю-то? Не знаю я. Я еще мало здесь, — говорит Валерий Александрович, смотрит и смотрит куда-то в строну.

— Как вы попали сюда?

— Да бродяга я по жизни. Да и сентябрь достал здесь холодный. Собутыльник помер в старом здании милиции. А я там ночевал.

— А где ваша семья?

— Семьи нету.

— А как на улице оказались?

— Я много поездил. Прошел огонь, воду и медные трубы.

На территории, за стенами интерната, разговаривают охотнее и легче

Андрей на улице говорит уверенно. Без больничных стен он кажется совершенно обыкновенным. Мужчина настойчиво продолжает уверять, что сестра его когда-нибудь заберет. Он понимает, что болен, и знает, что выбраться отсюда вряд ли когда-нибудь сможет.

— Раньше можно было в поселок выйти, работать там.

— А потом что?

— Всё началось с коронавируса.

— А вам как больше нравилось?

— Ну по поселку ходить опасно… всякое бывает.

— Как отношение к вам здесь?

— Отношение нормальное. Но я бы так-то сестру нашел и уехал отсюда. Она же мне говорила, что в Заречном побуду недолго. Я бы так-то сюда и не попал… Но у меня, конечно, было нарушение. В детстве была эпилепсия, из-за нее стал плохо учиться. Я так-то домашний, я дома жил. В эту систему впервые попал. Если бы мама не умерла, я бы остался с ней.

— А отсюда у вас есть возможность уехать?

— Нет. Надо мне сестру подыскать, чтобы она забрала меня обратно. У меня есть адрес: Зверева, 143. Надо ее найти.

У сотрудников интерната нет никаких сведений о семье Андрея. Например, братьев, о которых он говорил нам при знакомстве, у него никогда не было.

«В гостях у сказки» — маленький островок, где проживающие могут побыть наедине с собой. Смотреть за забор и, как Андрей, мечтать, что когда-нибудь в серую дверь зайдет сестра. Для этих людей там целый недосягаемый мир
Кстати, теперь у нас есть канал в Viber! Там мы размещаем новости о том, что важного и интересного происходит в Тюмени и области. Подписавшись, вы сможете первыми узнавать эту информацию. Чтобы присоединиться, нажмите сюда.

Удобнее следить за новостями в Telegram? Подписывайтесь на нас,
нажав сюда.
ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
51
ТОП 5
Мнение
Бесплатные горячие источники, но дорогая коммуналка: тюменец — о жизни в нетуристической Болгарии
Анонимное мнение
Мнение
Борьба с преступностью или самоуправство? Журналист — об общественных патрулях, которые пугают тюменцев
Анонимное мнение
Мнение
Совсем не «Круть»? Стоит прочесть новый роман Виктора Пелевина или потратите время зря
Сергей Князев
Мнение
«Не люблю нытиков»: тюменец с зарплатой 300 тысяч ответил тем, кто жалуется на свой доход
Анонимное мнение
Мнение
Журналистку из Тюмени захейтили поклонники SHAMAN'а. Ответ им от пермской коллеги, тоже ощутившей гнев обожателей певца
Анонимное мнение
Рекомендуем
Объявления