Новое кольцо вокруг Тюмени, судьба дач и речной трамвайчик: вторая часть интервью с главным по строительству

Неделю назад на 72.RU вышла первая часть большого интервью с начальником Главного управления строительства Тюменской области. Мы много говорили о тюменской «реновации» — комплексном развитии территории, о наемных домах и о том, почему сады и школы в новых районах строят не сразу. А во второй части сосредоточились на инфраструктурных проектах — дорогах, авиарейсах в Заболотье и гранитной набережной Туры. И, конечно, о расселении людей, чьи дома мешают расширению трасс. С него и начнем.

— Расселение в Боровском — это одна из самых громких тем в регионе. Там изымают землю и дома. Как вы считаете, если дом не аварийный, но государству или региону понадобились участки под этим домом, люди вправе требовать большей компенсации, потому что они морально страдают из-за этого?

— Есть законодательство, которое очень четко определяет, как надо действовать. Оно тождественно законодательству, которое определяет вопросы расселения аварийного жилищного фонда. В аварийном доме квартира, по сути, ничего не стоит, это очень маленькие деньги. Но при расселении человек получает сумму, достаточную для того, чтобы на рынке что-то приобрести. После расселения из аварийного дома еще ни один человек на улице не остался: того, что выплачивается, хватает на другое жилье.

— Если жилье не аварийное?

— Здесь точно так же. Для изъятия всегда проводится независимая оценка, это делают не чиновники в кабинетах, прикинув на пальцах, а оценщик, который состоит в соответствующей СРО. Он действует с позиции рынка и несет ответственность за свою работу. Оценщик определяет стоимость собственно жилья, долю земельного участка, на котором стоит дом. Оценивает затраты, связанные с неудобствами от переезда. Есть методики, которые это учитывают.

— Но можно ли потребовать у государства, договориться с ним о большей стоимости, если человек живет не в аварийном жилье, но его изымают для какого-то строительства? Если он недоволен ценой, которую ему предложили после оценки?

— Пойдите на рынок жилья и попробуйте свою квартиру продать за 3 миллиона, если в том же доме продают за 2,5 миллиона. Покупатель просто пальцем у виска покрутит и купит у соседа за 2,5.

— Но тут свобода воли. Если человек хочет продавать, то продает. А если он не хочет продавать и переезжать?

— Здесь другой подход. Он формальный, но позитивно-формальный. Оценка в данном случае уже выше рынка. У чиновника нет возможности принятия какого-то другого решения. Как показывает практика, суммы предлагают достаточно адекватные, но собственника они могут не устроить. Тогда есть механизм обращения в суд. Практика расселения аварийного жилья, например, показывает, что к запросам жителей подходят взвешенно, и в большинстве случаев какая-то сумма в ходе разбирательства приплюсовывается к той, что была определена в ходе оценки. Этот механизм работает как часы.

Ежегодно мы в регионе расселяем несколько сотен семей, часто люди хотят большего. Пожалуйста, мы к этому спокойно относимся. Мы все должны воспринимать суд не как конфликт, а как возможность в независимой структуре каждому из участников процесса высказать свои пожелания, а арбитр определит — как правильно. Мы к этому механизму относимся нормально и ни на кого не сердимся, когда подают в суд.

— То есть жителям Боровского, у которых изымают землю под федеральный проект, тоже можно идти в суд?

— Подходы все те же самые. Законодательство для всех одинаковое. Но там идет диалог, он неплохо налажен, идут встречи, индивидуальные переговоры, думаю, что всё решится к всеобщему удовлетворению. А если возникнет у кого-то желание еще и в судебном порядке, никто из-за этого не расстроится. Это законное право.

— Этот вопрос важен не только для жителей Боровского, где расширяют федеральную трассу. Насколько мы знаем, и областные дороги будут расширять. Есть ли планы изымать землю под расширение региональных трасс до четырех полос?

— Навскидку сказать сложно. Мы будем расширять областные дороги. На сегодня готов проект расширения Ирбитского тракта до границы со Свердловской областью, он должен стать четырехполосным. Разрабатывается проект по Салаирскому тракту. По Велижанскому тракту пока решение не принято, но тоже не за горами. Мы стараемся действовать так, что если есть наработанная проектная документация, то сначала ее реализовать, а потом двигаться дальше.

— Нужно ли будет расселять людей по Ирбитскому и Салаирскому трактам, или там достаточно места для расширения?

— По Ирбитскому, по-моему, нет. По Салаирскому… Там плотнее застройка у дороги, сейчас определяется, пока сказать сложно. Проекта еще нет.

— Но если будет принято решение изымать землю, то область будет действовать по тому же механизму, как сейчас Федерация — в Боровском?

— Да, законы для всех одинаковые.

— Если возникнет необходимость изымать землю по Салаирскому тракту, то там может возникнуть «болезненная точка». В районе Верхнего Бора очень плотная застройка.

— Ну почему болезненная. Это нормальная работа. Это позитивно, развитие города и инфраструктуры. В этом нет ничего плохого. Надо позитивнее относиться ко всему.

— Не так давно было заявлено о строительстве второго кольца вокруг Тюмени.

— Давайте я сразу скажу вот что! Всё, что делается в плане развития дорожно-транспортной инфраструктуры Тюмени, — это не то, что сидит какой-то человек где-то и решает: «Что-то вчера я плохо проехал по этой дороге, давайте ее расширим или развязку построим». Или южный обход, о котором вы сказали. Это происходит не так. В городе уже не первый год действует программа комплексного развития транспортной инфраструктуры. Она рассчитана профессионалами-градостроителями, дорожниками, проектным институтом, с моделированием транспортных потоков, в том числе с увеличением количества жителей города. Это очень глубоко проработанный документ. Уже не первый год всё, что делается в городе, делается только на основе этой программы. Южный обход в этой программе был, и это не второе кольцо, кстати. Это дуга, которая соединит развязку за ТЭЦ-2, Червишевский тракт и до Московского тракта. На Московском тракте она должна выйти за постом ГАИ.

Этот проект крайне важен для города. Сегодня участок объездной между Мельникайте и Московским трактом, по сути, стал внутригородской магистралью. Я живу в спальном районе на Мельникайте, часто приходится там перемещаться. Этот участок утром и вечером испытывает очень серьезную нагрузку, там тоже наблюдаются заторы. Южный обход должен решить этот вопрос, особенно с учетом того, что Тюменская слобода строится очень активно и будет продолжать строиться. Южный обход жизненно необходим Тюмени.

— Когда начнут строить обход?

— Сейчас в процессе принятия решение о проекте, как только он будет готов, сразу начнем определяться.

— Какова судьба объездной в этой части Тюмени после появления обхода, если, как вы говорите, она уже сейчас стала внутригородской магистралью?

— Она однозначно разгрузится.

— Можно ли будет там убрать надземные переходы и сделать «зебры» со светофорами?

— Давайте дождемся, когда южный обход будет построен, сформируются транспортные потоки. Существуют программно-аппаратные комплексы, которые позволяют не только базироваться на основе комплексного развития транспортной инфраструктуры, но и исходить из реалий, которые будут складываться. Потому что, к примеру, население Тюмени растет большими темпами, чем изначально закладывалось. Смоделируем, посмотрим, как будет развиваться дальше, но уже ясно, что в любом варианте развития ту объездную, что сейчас есть между улицами Мельникайте и Ямской, тоже нужно будет развивать.

— И, возможно, переосмыслять.

— Уже над этим идет работа.

— Можно надеяться, что надземных переходов там не будет? И вообще можно ли придумать им альтернативу? Люди их не любят, надо взбираться, их иногда сносят манипуляторы, они некрасивые. Можно ли вернуться к светофорам или хотя бы к подземным переходам?

— У нас есть тот город, который есть. Другого нет. Он складывался исторически, много лет, бурное развитие в современном виде улиц получил в начале 60-х годов, когда тюменский север начал активно осваиваться. Тогда же он получил те градостроительные проблемы, с которыми мы сейчас имеем дело. Очевидно, что когда планировалось развитие, об этом не думали, по крайней мере, не в первую очередь. Та программа комплексного развития, которая у нас есть, как раз учитывает все нюансы нашего города.

Поставить светофоры там, где их раньше не было, не всегда правильно с точки зрения транспортных потоков. Поэтому там, где нет технической возможности поставить светофоры, и строятся пешеходные переходы — исходя из расчета, не потому, что кому-то так захотелось. Могу высказать свою точку зрения. Мне лично, как пешеходу, больше нравятся подземные переходы.

— Мне тоже, они удобнее.

— А есть люди, которым нравятся надземные.

— Нет таких людей.

— Я знаю их.

— Значит, они не ходят по ним каждый день.

— Ходят. Есть совокупность мнений, так что огульно говорить, что всем это нравится или не нравится, я бы не стал. Следующий фактор — это экономические реалии. Подземный пешеходный переход с точки зрения капитальных затрат стоит в два–три раза дороже, чем самый дорогой надземный пешеходный переход. Последующая эксплуатация — тоже больше. Все эти факторы взвешиваются, и принимается решение о строительстве надземного или подземного перехода. В нашем городе есть не только надземные пешеходные переходы, и в дальнейшем будут строиться не только надземные пешеходные переходы. Например, сегодня прорабатывается проект строительства подземного пешеходного перехода у «Нефтяника».

— Подземный переход — это меньшее зло. Лучше всего переходить по земле.

— Мне нравятся подземные пешеходные переходы, но я свое мнение уже сказал (Смеется.).

— Если судить об этой проблеме с точки зрения затрат, то дешево вообще никуда не ходить, если пешеходы не будут переходить, то и затрат никаких. Но есть жизнь города. Может, власти проведут какое-то масштабное исследование, хотя навскидку есть мнение, что надземные переходы плохо смотрятся, на них тяжело взбираться, они небезопасны. Может, город и область возьмут на себя большие затраты, но сделают так, чтобы людям было чуточку удобнее?

— По крайней мере, я могу вам обещать, что я, как любитель подземных пешеходных переходов...

— Будете их лоббировать?

— Это, наверное, не то слово, (Смеется.). Буду перед теми, кто делает конкретный расчет по конкретному объекту, всегда ставить этот вопрос.

— Из-за вспышки гаффской болезни стали много говорить о проблемах Заболотья. Местные жители жалуются на нехватку рейсов. Можно ли наладить регулярное сообщение с труднодоступной местностью, чтобы люди не страдали и не жаловались, что всегда не хватает мест?

— Над этим надо работать. Сиюминутного ответа нет. В районы Заболоться в этом году количество рейсов уже увеличено по сравнению с прошлым годом.

— Но ненамного, как говорят нам жители Заболотья.

— Пока ненамного, но это уже шаг вперед. Жизнь в Заболотье характеризуется плюсами и минусами. С одной стороны, такой район дает возможность людям жить полноценно сельской жизнью, собирать дикоросы, это достаточно серьезная часть бюджета. Как и рыба.

— Я обострю вопрос. Можно ли сделать так — утром ушел самолет, вечером вернулся?

— Люди осознанно выбирают тот уклад жизни. У меня тоже очень много знакомых в Заболотье, мы с ними постоянно на эти темы общаемся. Есть еще такие разговоры, что проще всех жителей Заболотья переселить в Тобольск, построив многоквартирные дома. Они говорят: «Нет, мы так привыкли жить, мы хотим жить здесь». К этому надо с уважением относиться. Но есть определенные особенности такой жизни. Летом зимников, естественно, нет. Конечно, хотелось бы, как вы говорите, утром туда, вечером обратно. Мы работаем над повышением количества рейсов, исходя из возможности бюджета, авиационных компаний, которые этой работой занимаются. Идем в позитивном направлении, будем дальше над этим работать. Других вариантов нет, люди везде одинаковые, все имеют право на комфортную жизнь, но еще раз повторю — есть особенности проживания.

— Вы, наверное, знаете, что в последнее время стали критиковать заковывание Туры в гранит. Что уже есть, то есть, там ничего переделывать не будут. Но ведь есть планы вести набережную дальше. Мы ее всю будем брать в гранит?

— Прибрежные территории развиваются, все по-разному. То, что в центре города, быстрее развивается, что подальше — медленнее. Но рано или поздно, конечно, развитие ждет все районы, которые примыкают к реке. Сейчас завершается строительство первой и второй очередей набережной на левом берегу, а всего их запланировано пять. На данный момент проектная документация разработана только на первую и вторую, а на третью, четвертую и пятую только планируется разрабатывать [в сторону Мельникайте]. Конечно, нам надо обеспечить взаимодействие с жителями и с профессиональным сообществом, чтобы усредненно всем нравилось.

Вы сказали, что гранит не нравится. Да нравится! И много кому! С огромным восторгом люди гуляют по нашей набережной. Мне тоже нравится. Но хотелось бы, чтобы было больше зелени.

— Доступ к воде, какой-никакой.

— Мы будем пытаться в дальнейшем учитывать все мнения и пытаться сделать так, чтобы усредненно оно всем нравилась. Но это не исключает, что какому-то человеку в итоге всё равно не понравится.

— Может быть, в порядке эксперимента на новом участке сделать по-другому? Доступ к реке, меньше гранита, причалы.

— Будем приглашать вас к обсуждению! На левом и правом берегах сейчас идет активная застройка. Застройщики выходят к нам с инициативой, с собственными проектами, там есть много интересного в благоустройстве прибрежной зоны.

— То есть они берут это на себя, а от власти требуется только санкция?

— Это достаточно тяжелая работа, потому что набережная как на левом, так и на правом берегах — это в первую очередь гидротехническое сооружение. Оно, как вы говорите, заковано в гранит, потому что в первую очередь защищает берег от разрушения, от негативных процессов. Техническая конфигурация этой набережной рассчитывается проектировщиками, исходя из этого функционала. Извините меня, но не должно первым же половодьем снести.

— Я знаю людей, которые поспорят с вами, у меня не получится, потому что я не специалист и не смогу компетентно это сделать. Но чисто обывательски, Тюмень 400 лет стояла без набережной, и в принципе ее не очень сильно размыло.

— В принципе ее размыло очень сильно, надо на языке фактов говорить. Стояла церковь на берегу реки примерно там, где сейчас мост Влюбленных.

— Ее снесли, решили вопрос кардинально.

— Сегодня даже близко нет того места, где она стояла, порядка 30–50 метров территории города просто обрушилось в реку и унесено. Представляете, что бы сегодня значило обрушение за следующие 50–70 лет еще 50 метров берега? Это была бы катастрофа. Надо из этого исходить, из проблем, которые нам жизнь подбрасывает, а не из оценочных категорий.

— Уверена, что вам в комментариях напишут, почему это не так.

— С удовольствием эти комментарии прочитаю. Будем учитывать и эти мнения. Про застройщиков я начал говорить, как минимум, проектную документацию они предлагают взять на себя, но работа очень тяжелая, финансово емкая. Поэтому посмотрим, как дальше будут реализовываться те или иные проекты. Может, какие-то реализуем в рамках механизма КРТ. Старая Зарека — район, который одним из первых рассматривается в качестве той территории, где КРТ будет реализовываться.

— И еще про Туру. Многие ностальгируют по тем временам, когда по реке ходили «трамвайчики», пароходы, теплоходы до Тобольска или Слободы Туринской. Сейчас речные трамвайчики могут стать городским общественным транспортом в летнее время. Возможно ли такое на Туре?

— Конкретных планов пока нет, это могут быть интересные проекты, но их прикладная ценность, наверное, будет лежать больше в туристической сфере.

— На реке нет пробок.

— Если найдутся те, кто готов эти проекты реализовывать, я думаю, мы будем всячески это поддерживать.

— А Тура еще судоходна? Есть мнение, что она мелеет.

— Она по-прежнему считается судоходной рекой. Федеральные органы следят за этим. Пока ничего не изменилось.

Про дачи и агломерацию

— Наверное, последний блок вопросов. Какие деревни, районы в ближайшее время могут быть включены в городскую черту?

— Любой житель города может назвать эти населенные пункты.

— Боровской?

— К примеру. Любой из тех, которые уже по сути являются частью городской агломерации. Жители этих населенных пунктов в основном работают в городе, пользуются городской инфраструктурой. В общем-то, считают себя жителями Тюмени. Это естественный процесс. Тема развития регионов, привязанная к агломерациям, которые в них образовались в силу естественных причин, — общемировая практика. Я не исключаю, что так будет происходить и в Тюмени.

— Дачи, которые раньше были за городом, а сейчас входят в черту. Как с ними быть? Это так и будут дачи, или их надо развивать?

— С точки зрения градостроительной и земельной ситуации дачи остаются дачами, даже если они вошли в черту города. На территории Тюмени уже много дачных обществ. Но назначение земли — под дачи.

— Город не должен проводить туда коммуникации?

— Сегодня в соответствии с законодательством всё, что есть на территории дачного поселка, — это коллективная собственность владельцев дачных участков. Но вопрос в том, что многие дачные поселки становятся территориями ИЖС, и мы обязательно должны думать на эту тему. Сегодня идет большая работа по оформлению в муниципальную собственность сетей, которые есть на территории дачных поселков. Конечно, просто сказать, что всё это ваше. Но это как с многоквартирным домом. По сути, это большой многоквартирный дом. Чтобы там всё содержать правильно, нужно прилагать много усилий. Несмотря на то, что всё это постепенно становится территорией ИЖС, все-таки в поселках достаточно много людей преклонного возраста, им сложно этими вопросами заниматься. Поэтому я убежден, что работа, которую сегодня проводит муниципалитет по оформлению этих сетей, — правильная. Это делается для того, чтобы передать в специализированные организации. У нас есть общества, где по 20 трансформаторных подстанций, сотни километров распределительных сетей, колоссальные комплексы, от их корректной работы очень много людей зависит.

Я уверен, что рано или поздно надо будет думать на тему того, как подходить к комплексному преобразованию этих территорий. Может, и здесь механизм КРТ тоже станет ответом.

— Есть данные о том, сколько людей переехало в Тюмень из ХМАО и ЯНАО? Ведется такая статистика?

— Данных о том, сколько людей переехало самостоятельно, мы не имеем, можно ориентироваться на данные по приросту населения. По большому счету какая разница, откуда человек приехал? Я приведу цифры, за которые мы отвечаем. Чуть более 3,5 тысячи семей из ХМАО и ЯНАО получили различного рода субсидии на приобретение жилья в Тюмени, начиная с 2008 года.

— Одна семья — одна квартира?

— Как правило, да.

— Как кажется, это немного.

— Но имейте в виду, что есть люди, которые сами приобретают жилье без каких-либо субсидий.

— Бытует мнение, что новые дома стоят пустыми, потому что квартирами владеют северяне, которые тут не живут.

— Это не так. Было буквально несколько таких домов давным-давно, где на основе конкурса северные заказчики приобрели жилье под программы переселения. Понятно, что после того как человек получил квартиру, он какое-то время решал вопрос с переездом, с завершением дел на Севере, и был какой-то лаг по времени. Но сегодня все те дома уже заселены.

— Большое спасибо, Павел Анатольевич, кажется, что мы обсудили практически всё, но вопросы все-таки остались, так что мы будем рады снова с вами встретиться.

Первую часть интервью с Павлом Переваловым читайте здесь. В прошлом году он работал в мэрии Тюмени и курировал сферу ЖКХ, мы говорили с ним о проблемах горячего водоснабжения, опрессовках и центральном отоплении. Начальником ГУС Тюменской области он стал несколько недель тому назад.