Павел Тараканов, депутат Государственной Думы от Тюменской области, фракция ЛДПР: «О молодежи вспоминают, когда случается «Манежка» или под выборы»

Один из самых молодых депутатов Госдумы Павел Тараканов в интервью корреспонденту 72.ru подвел некоторые итоги своей работы в должности председателя комитета по молодежной политике, а также изложил свои взгляды на ряд важнейших политических вопросов, требующих решения в ближайшие годы. Представляя в российском парламенте Тюменскую область, Павел Владимирович регулярно приезжает в наш город и занимается в том числе обращениями местных избирателей. Одно из них наделало в этом году много шума – это история с земельным конфликтом в селе Ембаево. И Тараканов – один из немногих, кто не побоялся обратить на нее внимание правоохранительных органов.

Кроме того, парламентарий предложил варианты решения проблем трудоустройства молодежи, обеспечения жильем молодых семей, разгула педофилии и подобных преступлений. Об этом и многом другом – в нашем интервью. Разговор состоялся в начале сентября во время очередной рабочей поездки Павла Тараканова в Тюмень.

Павел Тараканов, депутат Государственной Думы от ЛДПР. Избран по федеральному списку ЛДПР (региональная группа №75 /Тюменская область/).

Родился 21 июня 1982 года в Кишиневе. Образование высшее – окончил Чеченский государственный университет, радиофизик. Кандидат политических наук. Был председателем правления Чеченского регионального отделения Общероссийской общественной организации «Идущие вместе». До избрания – помощник президента Чеченской Республики.

Председатель Комитета ГД по делам молодежи. Член Постоянной комиссии Межпарламентской Ассамблеи СНГ по социальной политике и правам человека.– Вы никогда не жили в Тюмени. Тем не менее избрались в Госдуму от Тюменской области и сейчас регулярно бываете в нашем городе. Какую работу вы проводите непосредственно в нашем регионе как его представитель?

– Моя задача – защита интересов жителей Тюменской области. Я регулярно приезжаю, встречаюсь с избирателями, партийным активом. Надо признать, Тюменская область на хорошем счету, по сравнению с другими регионами уровень жизни здесь достаточно высокий. Поэтому с какими-то специфическими проблемами сталкиваться не приходится. Они как правило типичны. Например, с жильем. Допустим, живут люди в ветхих домах, и законных способов по улучшению их жилищных условий нет. Вариант решения – подобрать госпрограммы, в которых они могли бы принять участие. Есть программы для малоимущих, многодетных, инвалидов – и так далее.

Был такой случай в Ишиме. К нам обратились жители целого района, который постоянно подтапливало. Надо было расселить людей. Но у администрации города правовых оснований для этого не было. Мы с моим помощником Татьяной Набойщиковой встретились с мэром Ишима Сергеем Путминым, обсудили, изучили ситуацию всех жителей района – и в итоге практически у каждого нашлись основания для включения в какую-либо из программ по улучшению жилищных условий, переселению и так далее. Это пример конструктивного взаимодействия партии и местной власти.

Есть и примеры неконструктивного взаимодействия, когда чиновники неадекватно реагируют, или вообще не реагируют на обращения жителей, не встречаются ни с ними, ни депутатами, в том числе Государственной Думы. Тогда мы направляем соответствующие обращения в различные инстанции, включая правоохранительные органы. Так что рычаги для решения проблем жителей есть. Главное, чтобы не было самодурства на местах, а найти возможность помочь гражданам можно почти всегда. Хотя бывают очень сложные случаи. Например, всем, наверное, уже известная история одного из фермерских хозяйств – фермера Бородулина, который много лет пытается отстоять свои права.

– Кстати, насколько активно вы участвуете в разрешении этой нашумевшей ситуации?

– Я еще в феврале направил запрос в Генпрокуратуру. Все остальные, по словам заявителей, просто побоялись это сделать. Люди элементарно не верят, что они где-то еще могут найти поддержку, идут к депутатам Госдумы. При встрече я сразу спросил: «Вы готовы за каждое свое слово ответить, что не врете, что все действительно так, как рассказываете?» Люди ответили: «Готовы, хоть на полиграф пойдем». Тогда мы инициировали проверки и расследования.

Но, насколько я знаю, ситуация на сегодняшний день остается сложной. Заявители жалуются на судебную систему и правоохранительные органы. Мы не можем оказывать давление на следствие, но можем требовать, чтобы они до конца разобрались в этой ситуации. Если человек уверен, что за ним правда, он будет до конца ее отстаивать. Пока я вижу у людей, которые обратились к нам за помощью, внутреннюю убежденность в том, что они стоят на стороне правды. Надеюсь, что, как говорится, справедливость восторжествует.

– Надо полагать, подобные ситуации возникают прежде всего ввиду коррумпированности определенных структур. Вам не кажется, что на сегодня бессмысленно что-либо реформировать, ужесточать, структурировать, пока мы кардинально не решим в стране проблему коррупции? Например, приняли закон о такси – нет никакой уверенности, что он будет работать: есть мнение, что таксисты будут откупаться от суровых наказаний, это все равно дешевле, чем работать по закону. То же самое с подпольными казино. И список можно продолжать очень долго.

– Если говорить конкретно о новых требованиях к работе такси, то я вообще считаю, что это преждевременное решение. Непосредственно в нашем регионе нет глобальной проблемы в работе такси. В регионах, где уровень жизни невысокий, это может привести к тому, что служба такси как бизнес там просто перестанет существовать. Есть потребность в изменениях законодательства в Москве и Питере, где извозом занимается огромное количество гастарбайтеров и прочей странной «публики». Но из-за проблемы в нескольких мегаполисах в итоге страдать будет вся страна.

Я разговаривал со многими таксистами в регионах, они, естественно, крайне негативно восприняли эти новшества. Уже растут цены на услуги, то есть страдает потребитель, некоторые такси ушли с рынка в страхе перед штрафами. А это же рабочие места. В небольших городах это для многих решало проблему занятости. То есть вопрос переходит и в социальную плоскость. Возможно, имело смысл отдать решение на откуп регионам, а там бы уже думали, стоит вводить такие требования или нет. И пусть бы ввели только в крупных городах.

Что касается коррупции, то сейчас пока борьба ведется слишком мягко. Несмотря на то, что президент в этом вопросе вносит жесткую формулировку закона, ее при принятии «вычищают». Особенно серьезно, мне кажется, надо разбираться с судьями. Надо решать проблему коррупции в судах. Так, например, президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров открыто обвинил республиканских судей в том, что, пока он лежал в больнице после теракта, они выпустили всех преступников и расхитителей бюджетных средств. Так сказать, воспользовались ситуацией. Для решения этой проблемы надо ввести жесткое декларирование не только доходов, но и расходов. И надо при этом утвердить презумпцию виновности. То есть если чиновник, судья не может обосновать, откуда у него или его родственника такой коттедж, машина, счета в банке и так далее, то как минимум будь добр – сдай в казну.

Мировой опыт доказывает, что коррупцию нельзя победить лишь репрессивными методами. Был случай в той же Ингушетии, когда доказали, что суммы разворованных денег доходили до 100 миллионов рублей, а виновному в итоге присудили семь лет условно и штраф что-то вроде 30 тысяч – это смешно! Такого быть не должно. Да, сейчас по инициативе президента введены жесткие штрафные санкции, но наиболее эффективный способ – конфискация имущества чиновника и его близких родственников. То есть человек будет понимать, что он рискует потерять все. А сейчас что: ну отсидел немного, вышел, зато все наворованное при себе, никто ничего не конфисковал.

Также необходимо делать максимально прозрачными механизмы расходования бюджетных средств. В США подробно публикуются все расходы бюджетов всех уровней муниципальных образований. Это как смета, где чиновники отчитываются по каждой статье расходов: сколько куда потратили, кто выиграл тендеры, сколько получили, что сделали и так далее. Также надо публиковать всю информацию о результатах аудита Счетной палаты, чего сейчас не делается, вся информация ходит где-то далеко от населения. А я вам скажу: там, в этих отчетах, много интересного бывает.

Так что все должно быть публично. Только в таких условиях и общественность, и СМИ будут иметь возможность это контролировать. А общественный контроль – главный механизм противодействия коррупции. Максимально публичными в дальнейшем должны быть и все судебные процессы над коррупционерами, в назидание остальным. И тем, кто так или иначе оказывается замешанным в коррупционной деятельности, – запрещать занимать государственные посты пожизненно. Одним словом, если мы хотим серьезно бороться с коррупцией, нужны по-настоящему жесткие меры, не такие, как сейчас. Одномоментно ввести это невозможно, но тот вектор, который сегодня задан, необходимо усилить.

Ну и, кроме того, это вопрос общей культуры. Если человек считает, что это в порядке вещей, когда студент, который не хочет учиться, может спокойно откупиться от экзамена, то здесь трудно что-то уже изменить. Как известно, коррупция у нас имеет многовековые традиции. И одним махом ее не победить.

– Какие еще проблемы вы бы назвали наиболее важными? Иными словами, будь вы на месте правящей партии сегодня, что было бы по-другому?

– Что важно – это изменения экономического климата. Необходимо предоставить максимум экономических свобод, в том числе малому бизнесу. Это рабочие места. А сегодня что получается: президент призывает поддерживать малое предпринимательство – по факту же малый бизнес душат. Отсюда следует, что необходимо вести борьбу с монополиями, которые гребут все под себя. Надо очень серьезно развивать энергетику и транспортную инфраструктуру.

Дороги в стране должны строиться гораздо более высокими темпами, нежели это происходит сейчас. И не по тем нереальным ценам, которые фигурируют в дорожном строительстве в наши дни. Эти цифры завышены раз в 30, в некоторых случаях, по разным оценкам, до 100 раз. Достаточно построить несколько автобанов, соединяющих страну с Востока на Запад, улучшить железнодорожное сообщение, создать несколько авиационных хабов, чтобы обеспечить перевалочную доставку грузов и пассажиров. И мы, ничего не делая, будем получать с этого деньги в казну – за пролет, провоз, пользование инфраструктурой и так далее.

В социальной сфере цели понятны и очевидны – обеспечить равные возможности доступа к качественной медицине и образованию. Нельзя, чтобы при определении векторов развития этих сфер ключевой становилась финансовая составляющая. А у нас сейчас все к этому идет. Создание структуры автономных учреждений в социальной сфере неумолимо приведет к росту платных услуг. И мы с этим никак не можем согласиться. Но снова все упираемся в вопрос коррупции. Вот сейчас, например, много говорится о развитии сети ФАПов (фельдшерско-акушерских пунктов) для обеспечения максимального доступа для населения, а на деле получается, что на местах стремятся открывать крупные центры, закачивать туда огромные деньги, оплачивать работу многочисленного руководящего состава.

Также активно обсуждается вопрос повышения оплаты труда медицинских работников, прежде всего младшего состава. А в итоге к нам поступают бесконечные жалобы и сигналы, что руководство учреждений здравоохранения себе назначают огромные зарплаты, а рядовые сотрудники, няни, медсестры ничего не получают. Причем руководителей становится все больше. Таким образом, система, не только в здравоохранении, но и в остальных сферах отстроена таким образом, что даже очень нужные и своевременные решения руководства страны она реализует на местах в весьма искаженном виде. Вернемся к тому же примеру с такси: намерение ведь благое – лицензировать участников рынка, повысить ответственность и, соответственно, качество их работы. А на деле что получилось? Не зря у нас часто говорят: закон-то хороший, а вот с исполнением туго.

– Вы пришли в большую политику в весьма юном для этого возрасте. Как удалось добиться того, чтобы большие руководители – в Чечне, в Москве – начали воспринимать вас всерьез? В чем секрет столь стремительного карьерного роста?

– Работать надо, не бояться работы. Серьезного отношения к себе я добился именно этим. В 2002 году уехал в Чечню, где реализовал с товарищами несколько прорывных на тот момент для региона проектов. В частности мы там построили три молодежных центра, где были кинотеатр, библиотека, образовательные курсы, организовали спортивные соревнования, чемпионаты по боксу, армрестлингу, компьютерным играм. Вывозили ребят на отдых. Затем создали центр, который объединил все работавшие в тот момент в республике общественные организации, разбирали жалобы граждан. За работу, которую мы в Чечне провели, президент наградил меня и моего друга медалью ордена «За заслуги перед Отечеством».

Мы приехали в очень сложный для Чечни период и занимались тем, что требовалось в тот момент больше всего – восстановлением мирной жизни, в частности, работали с молодежью. Многие наши идеи реализуются до сих пор. Когда в 2007 году уезжали, это была уже совершенно другая республика. А за пять лет до этого нас все называли сумасшедшими, самоубийцами. Действительно, еще проходили зачистки, оставались бандформирования, и временами было очень страшно. Но за все время работы нашей группы не пострадал ни один волонтер. Про нас там говорили, что это первые люди, которые пришли туда без автоматов.

– Насколько это было авантюрное решение – поехать в 20 лет в Чечню?

– Это было совершенно осознанное решение. И сегодня не жалею о нем.

– Сегодня многих раздражает, что огромное количество бюджетных средств идет на восстановление республики, в то время как есть масса других нуждающихся регионов, где нет таких фонтанов, стадионов, брусчатки и так далее. Вы ситуацию на Кавказе знаете не понаслышке. Как вы считаете, действительно ли там сейчас требуется такая серьезная поддержка из Федерального центра?

– Был период, когда это объективно было необходимо. Тем, кто говорит, что вообще не надо было помогать Чечне, стоило просто туда съездить. Когда мы собирали в Грозном ветеранов Великой Отечественной войны, они признавались, что город после войны выглядел, как Берлин в 45-м. И безусловно, было важно восстановить республику. Но всему есть разумный предел. И по окончании процесса восстановления объектов социальной инфраструктуры, налаживания мирной жизни логично установить финансирование в том же объеме, в котором финансируются все остальные субъекты Федерации. И надо признать, руководство республики это понимает.

Недавно президент Чечни Рамзан Кадыров заявил, что перед республикой стоит задача перестать быть дотационным регионом. Тем более что ресурсы, в частности нефть, и потенциал для развития у Чечни есть. И хорошо, если республика со временем покажет пример соседям по Северному Кавказу, что пора прекратить пользоваться особыми условиями, чтобы это не выглядело в глазах обычных граждан, не знакомых со спецификой ситуации, как паразитирование. А раздражение вполне понятно, поскольку во многих наших регионах действительно непростая социальная ситуация. Поэтому требования о том, чтобы средства распределялись справедливо, абсолютно правильные.

– Как председатель Комитета ГД по делам молодежи какие последние инициативы вы выдвинули на рассмотрение коллег? Что в молодежной сфере на сегодня требует особого внимания?

– Проблемы молодежи стандартные. И, к сожалению, они остаются нерешенными, несмотря на то, что есть специальный комитет по делам молодежи, структуры по развитию спорта, туризма и так далее. А проблемы эти вечные. Это обеспечение жильем, доступное в равной степени для всех образование, трудоустройство. И если с образованием вопрос так или иначе решается, то жилье и работа – очень болезненные вопросы.

Плюс ко всему существует проблема молодежного досуга, стимулирования развития различных талантов и способностей у подрастающего поколения. У нас была разрушена система досуговых центров, кружков, секций. Сейчас она находится в стадии восстановления. Но невозможно удовлетворить все потребности страны в этом вопросе за 500 миллионов рублей, которые выделяются из федерального бюджета на сегодняшний день на 37 миллионов живущих в России молодых людей.

На то же обеспечение жильем молодых семей в 2011 году запланировано 4,7 миллиарда рублей. При том, что в очереди состоят 217 тысяч таких семей. На выделенные деньги, с учетом софинансирования из регионов, можно обеспечить максимум 30 тысяч семей. То есть очередь растягивается примерно на семь лет. Многие за это время потеряют статус молодых семей. Мы в комитете уже неоднократно ставили вопрос: давайте единовременно выделим 30 миллиардов и решим проблему сразу. Но пока позиция Минфина такова, что денег нет и есть другие задачи. Каждый раз получается, что важнее помочь милиции, военным и так далее. А молодежь подождет.

Печально констатировать, но о проблемах молодежи у нас вспоминают, лишь когда случается «Манежка» или непосредственно под выборы. Даже СМИ проблема молодежи не волнует. Примерно год назад мы разослали обращение комитета ГД к Владимиру Путину о необходимости увеличения финансирования программы по обеспечению жильем молодых семей – никто не опубликовал. Вносим предложения об изменениях в ФЗ-94, касающихся трудоустройства молодежи: допускать до бюджетных средств только те компании, которые трудоустраивают молодых людей. Даже денег дополнительных для реализации не требуем. Однако не находим понимания в финансово-экономическом блоке правительства, а СМИ об этом опять же писать не хотят. Им нужны какие-то «жареные» факты, а о системных насущных проблемах – не интересно.

При этом в западных странах схемы, которые мы предлагаем, успешно реализуются. У нас говорят: нельзя. В ответ мы слышим: наша главная задача по освоению бюджета – за минимальные деньги получить максимально качественные услуги для государства. Но ведь еще сам президент на предыдущем послании Федеральному собранию оценил эффективность действия 94-го Федерального закона, заявив, что триллион рублей расходуется нецелевым образом или попросту разворовывается. Напомню, что бюджет Российской Федерации – девять триллионов рублей. А весь госзаказ составляет четыре триллиона «с копейками». То есть четверть госзаказа, по оценке главы государства, уходит не на те цели или кому-то в карман.

И после этого нам говорят: «Закон работает эффективно. Поэтому ваше предложение принять нельзя». Но когда я на местах с мэрами разговариваю, они мне говорят: «Да если б был такой закон, как вы предлагаете, у меня бы безработицы среди молодежи уже не было». К сожалению, представители нашего финансового блока в правительстве мыслят в вопросе трудоустройства не с точки зрения решения серьезной государственной проблемы, а чисто как экономисты: выгодно – не выгодно. Это вообще глобальная проблема нашей политики – во главу угла во всем поставлены деньги. Например, при рассмотрении такой важной темы, как образовани,е в основу решения заложена финансовая эффективность, чтобы государство свело концы с концами. Но ведь не во всех сферах результат измеряется деньгами. Вопрос не должен стоять так, чтобы закачать туда как можно больше средств. Причем с нашими предложениями на местах соглашаются, а с монетаристами в правительстве мы принципиально расходимся. Я убежден в правоте своей позиции, но компромисса не находим.

– В свое время вы предлагали давать педофилам пожизненные сроки без возможности УДО. Какова судьба этой инициативы и какие еще есть варианты решения проблемы разгула педофилии, которая в том числе захлестнула и Тюменскую область?

– Эта инициатива была отклонена, так сказать, возвращена автору по причине того, что были приняты другие изменения в УК, которые внес президент (разговор состоялся до принятия новых президентских поправок о кастрации педофилов в начале октября). История была следующая: когда я только избрался в Госдуму, пошла волна публикаций в СМИ о всплеске педофилии. Мы оперативно отреагировали и предложили свои изменения. Несмотря на наши постоянные выступления по этому вопросу, целый год Госдума не рассматривала их вообще. И лишь когда президент заострил на проблеме свое внимание, сразу приняли его поправки.

Но я считаю, что даже это ужесточение закона недостаточно. В отношении ряда таких преступлений, которые иначе как чудовищными не назовешь, ответственность должна быть очень суровой. Хотя, надо признать, и это не панацея – многих таких преступников жестокость наказания не останавливает. Чтобы переломить ситуацию, необходимо изменить информационное пространство. Наши СМИ должны перестать «пичкать» людей насилием. Сами знаете: включаешь телевизор – везде транслируется чернуха и насилие, вольно или невольно формируется культ насилия, в том числе и сексуального. То же самое касается и Интернета. Этому должен быть поставлен заслон. Те же самые педофилы, извращенцы в интернет-пространстве совершенно спокойно получают доступ к любой информации.

Убежден: если ребенок не наблюдает ежедневно сцены насилия, в нем не будет накапливаться столько агрессии, сколько есть сейчас в людях. Поэтому сегодня необходимо серьезно заняться вопросом информационной безопасности нашего общества. Безусловно, понятны опасения тех, кто переживает, что всевозможные ограничения, в том же интернете, могут перерасти в политическую цензуру. Но с другой стороны, вопрос нравственного здоровья нашего общества, молодежи и влияние на него СМИ требует какого-то решения, пусть жесткого и неприятного для определенных кругов. Причем речь идет не о создании информационного вакуума, тем более в современном мире это невозможно. Но должно быть разъяснение, ребенок должен понимать, попросту говоря, что хорошо и что плохо.

То, как насилие преподносится сейчас, подрастающее поколение воспринимает как модель поведения, достойную подражания. Ко всему, что не следует смотреть детям и подросткам, надо ограничить доступ, например, сместить в эфире на определенное время. Нам возражают, мол, все равно увидят. Да, увидят. Но будут знать, что это запрещено и осуждается обществом. Это не должно ни в коем случае преподноситься и восприниматься нашими детьми как норма, как руководство к действию. Когда в свое время было засилие на ТВ рекламы пива, все стали считать, что постоянно пить пиво – это нормально. В итоге мы получили всплеск пивного алкоголизма.

То же самое с курением. Когда в каждом фильме главный герой смолит без остановки, молодежь, естественно, считает, что это хорошо. Например, в американских фильмах сейчас можно наблюдать такую тенденцию, что персонажи либо не курят, либо пытаются бросить курить. То есть американцы «зашивают» этот код в создание населения. У нас должна быть принята подобная программа для теле- кинопродукции, тем более если все это снимается на государственные деньги. Да, есть закон о защите детей от информации, причиняющей вред здоровью, но пока он в полную силу у нас не работает. Как и само общество еще не отрегулировало механизмы защиты детей от нежелательной информации.

– Как вы считаете, почему у нас вообще на сегодня так много неотрегулированных процессов в обществе, в результате чего происходит такое брожение и разобщение?

– Это следствие длительного периода трансформации, начавшегося после развала Советского Союза. Мы пережили дикие 90-е, времена беспредела, затем были тучные «нулевые», когда народ занимался удовлетворением своих материальных потребностей. Теперь настал период переосмысления и развития. Это как в природе: сначала человеку надо выжить, спастись от хищников, затем – насытиться, отоспаться, привести себя в порядок, в общем удовлетворить свои физиологические потребности. И только после этого он способен начать думать, как ему жить дальше, в каком направлении двигаться и развиваться. Так же и с нашей страной.

– Иными словами, сейчас пришло время модернизации.

– Она необходима во всех сферах, в том числе модернизация политической системы. Если говорить о работе парламента, то безусловно качество дискуссий должно быть другим, к оппозиции власть должна прислушиваться, а не кивать и при этом делать все по-своему. Оппозиция – это не враги. Хотя многие представители власти всегда воспринимали оппозицию именно как врагов, как угрозу. Хотя цели у тех и у других одни – сделать жизнь в стране лучше.

Понятно, что каждый жаждет власти, политическая система для этого и создана. Но при этом можно не находиться в состоянии конфронтации, а цивилизованно честно конкурировать. Так вот конкурентов надо уметь слушать. И приходить к совместным решениям на пользу общего дела, без расшатывания политической системы, что мы, например, наблюдаем уже долгое время на Украине, где из-за этого ни одного закона нормально принять не могут. Никому у нас такое не нужно. Но дискуссия должна быть. Поэтому одним из предложений Владимира Жириновского в преддверии выборов было предоставление одной партии не более 40 процентов мест в парламенте. Коалиционные решения, учитывающие разные точки зрения, всегда более взвешенные и объективные. В противном случае, когда власти не приходится ни с кем договариваться, когда она решает все в одиночку, у нее создается иллюзия, что она всегда права. Тут и возникает отрыв от реальности, от народа.

– Можно ли говорить о том, что конкуренции в политической системе сегодня стало больше?

– Вы знаете, после того, как президент внес партии власти ряд предложений о том, что надо по-новому строить отношения с политическими оппонентами, сдвиги есть. Хотя принципиальных изменений не произошло. А произойти они могут только в том случае, если партия власти потеряет конституционное большинство. Сегодня они лишь иногда прислушивается к словам президента и нехотя, но сдвигаются в определенных моментах. Все-таки многие воспринимают подобные указания президента как угрозу своим интересам и ищут лазейки, чтобы их не исполнять. Но это эволюционный процесс.

В те же 90-е требовалось навести порядок, нужны были жесткие решения, потому была необходимость в некой силе, которая взяла бы управление на себя. Сегодня идет медленный процесс либерализации, который продиктован временем. Многие страны через это проходили. Демократия не появляется в одночасье и не может сразу навести порядок. Те, кто считают иначе, просто плохо изучали мировую историю. А на примере Афганистана, Ирана, Ливии и тому подобных стран мы можем убедиться, что в неустоявшихся обществах насажденная демократия превращается во вседозволенность. А как мы знаем, во всем цивилизованном мире свобода подразумевает ответственность. Для того, чтобы понять, что твоя свобода заканчивается там, где начинаются права другого человека, надо пройти определенные этапы. Мы сейчас в процессе.

– А у нас возможны ливийские и сирийские сценарии?

– Надо понимать, что и почему там сейчас происходит. Независимо от того, какой на самом деле в этих странах режим, находящуюся у власти силу обвиняют в нарушении прав человека, устраивают провокации, вводят войска либо наносят ракетно-бомбовые удары, уничтожают всякое сопротивление. Затем сажают своих людей, вводят внешнее управление, выкачивают все ресурсы и так далее. Этот сценарий Запад вполне мог бы проделать и с нами. Единственное, что сегодня защищает нас от такого развития событий, это ядерный потенциал, которого нет у тех же Ливии и Сирии. Ну и исторически Запад все же нас боится. Там помнят, что было с Наполеоном, с Гитлером.

Но, осознавая сохраняющуюся угрозу с Запада, нам необходимо модернизировать нашу экономику, вооруженные силы и так далее. Однако это все невозможно без политической модернизации. А для этого люди должны избавиться от генетического страха перед властью, приобретенного в процессе существования крепостного права, затем гнета большевиков. Я долго думал о том, почему в 90-е народ так часто мирился со многими лишениями. И пришел к такому выводу: люди были готовы простить государству все, в том числе бедность, разгул преступности, за то, что само государство наконец перестало применять аппарат насилия. Сейчас, хлебнув свободы, люди начали понимать, что во многом эти свободы можно бы уже и ограничить в их же интересах.

– Летом вы презентовали в Тюмени фильм уральского режиссера «Колыбель», картина получила противоречивые отклики. Тем не менее вы озвучили идею проката этой социальной короткометражки по кинотеатрам. Как продвигается этот вопрос сейчас?

– Мы направили копии с фильмом через соответствующие подразделения по культуре и по делам молодежи в регионы. Точно не знаю, в каких именно, но фильм увидят – молодежь, родители. Кроме того, авторы начали распространять 30 тысяч дисков по магазинам, часть средств от их продажи будет направлена на помощь безнадзорным детям.