«Я на коленях кричала вслед своей дочери»: как отец-юрист отобрал ребенка у многодетной матери

Екатерине Орловской из Ярославля 31 год. Она многодетная мама, которая родила троих прекрасных дочерей — Риту, Варю и Есению. Но сейчас она воспитывает лишь двоих из них: отец увез среднюю дочь — четырехлетнюю Варю — в неизвестном направлении, уже полгода мать ничего не знает о малышке.

С тех пор как Екатерина разошлась с тем, с кем надеялась быть счастливой, ее жизнь превратилась в череду судебных разбирательств за право воспитывать родную дочь. Закон оказался на стороне Екатерины, но вот незадача: приставы не могут найти Варю и ее отца — он словно провалился сквозь землю, не выходит на связь.

История этой семьи вскрыла законодательный пробел: в некоторых случаях права матерей в России защищены лишь формально.

Когда Екатерина встретила будущего отца двух своих дочерей — Илью Кузьмина, за ее спиной уже был один неудачный брак, а на руках — маленькая Рита. Когда Илья начал ухаживать за Катей, женщина была на седьмом небе: на контрасте с прошлыми отношениями Илья казался идеальным. Порядочный и надежный мужчина быстро нашел общий язык с Маргаритой, и очень скоро девочка впервые назвала его папой.

— Поначалу этот человек появился в образе спасителя для меня. Почему я на него откликнулась? У меня был первый брак такой непростой, знаете, когда девочка хочет выйти замуж и верит, что это один-единственный мужчина. Это будет счастливый брак, семья, естественно, у ребенка будет отец. А по факту у нас не сложилось с этим человеком, — вспоминает Екатерина. — И я повстречала вот этого гражданина. И для меня это была такая отдушина.

Отношения, которые, казалось бы, начинались идеально, омрачило поведение родственников со стороны Ильи. Родители мужчины посчитали, что молодым не стоит быть вместе, мол, она «не чета их семье».

— Ну, его семья меня не приняла со слов этого гражданина. Я была там ничто. У них были свои планы на сына, поэтому мы не очень поладили, скажем так. И мы также боролись за наше счастье, — рассказывает Екатерина.

Илья с Екатериной стали жить вместе, но расписываться не торопились. Отношения и без штампа развивались стремительно — героиня забеременела.

— Впоследствии я была уверена, что это мой человек на всю оставшуюся жизнь. И я родила от этого человека детей. Я ему доверилась, хотя наша семейная бытовая жизнь протекала очень своеобразно. Я чувствовала, что-то не то, не так. Я менялась, но не понимала причин изменений, — вспоминает Екатерина. — Мне пытались что-то внушать, что-то объяснять, ставить меня в полную зависимость. Сейчас я уже понимаю и имею свое мнение об этом человеке, о его психологическом портрете. Но тогда осознания происходящего еще не было.

Со временем ситуация становилась только хуже. Екатерина перестала чувствовать себя дома комфортно: от Ильи постоянно сыпались новые упреки. Женщина не перечила: хотела сохранить семью. Муж был для нее авторитетом.

— Он говорил, что я ребенок фактически, который без него пропадет. А он — спаситель, который мне во всём помогает, он любит наших детей, моего ребенка. А кому я такая нужна буду вообще с детьми? Он утверждал, что всё делает для меня. Я не умаляю его заслуг: он платил за квартиру, которую мы снимали, покупал продукты, — признается Екатерина.

Отношения в доме накалились, когда началась пандемия коронавируса. Илья стал работать на удаленке. По словам Екатерины, у мужа было неоконченное образование юриста и он работал представителем в судах по доверенности.

— Он был вынужден очень много работать, сидеть дома в огромном количестве бумаг, документов. Соответственно, мы должны были вести себя тихо, не мешать ему, когда началась пандемия. Он был с нами дома почти постоянно. Когда ему звонили клиенты, он уводил нас в другую комнату. Говорил: «Молчите, сидите, я разговариваю». Детки, естественно, не могли посещать детский сад во время ковида. Обстановку нагнетало то, что я должна была четко говорить, когда я иду гулять. Нельзя уйти было ни влево, ни вправо. Напряжение было невероятное, — рассказывает Екатерина.

Но при этом Илья никогда не позволял себе поднять руку на жену или детей. Максимум мог повысить голос.

— Он ставил себя во главу угла. Мол, он мужчина, все деньги у него, вся добыча у него. И мы должны за ним идти. То есть, в принципе, никакой открытой агрессии у него не было. Он не очень любил что-то объяснять. Илья воспитывался в семье военного, и, как папа сказал, так и сделал, — рассказала Екатерина. — Поэтому с девочками не очень старался разговаривать. Вот я сказал — ты так делаешь. А как же поговорить? Ведь Маргарите уже было шесть-семь лет, она должна знать какие-то причинно-следственные связи. Тут у нас находила коса на камень. Оказалось, что в начале пути я видела этого человека одним, но с течением времени стала понимать, что его педагогические принципы мне не близки, — признает Екатерина.

Поведение Ильи стало отторгать Екатерину. Но она пыталась сохранить семью. Женщина хотела, чтобы у дочерей был отец. И со стороны семья даже выглядела счастливой — в феврале 2020 года Илья попал в поле зрения местных СМИ. Юрист рассказывал журналистам о том, как принимал роды их с Катей младшей дочери Есении в машине.

Сказал, что у него рак

Позже Илья сам нашел повод для расставания с Екатериной. Вскоре после рождения второй совместной дочери, в мае 2020 года, он сказал Екатерине, что у него диагностировали рак поджелудочной железы. Но справок от врачей об этом гражданская жена не видела. К этому времени пара так и не расписалась.

— Поводом с его стороны для разрыва послужила усталость, какое-то нежелание быть в этой семье. И он в таком одностороннем порядке решил разойтись. А потом уже я узнала о том, что он болен раком поджелудочной железы, с его слов. И, соответственно, ему нужно очень дорогостоящее лечение, ему нужно зарабатывать деньги на это лечение. Он должен жить в покое в каком-то своем мире для того, чтобы лечиться и зарабатывать деньги на это лечение.

Более того, он посчитал, что я виновата в том, что он болен. И, соответственно, для него это была такая удобная позиция, чтобы контролировать меня и говорить, как лучше поступить, как правильнее для того, чтобы его лечение было более успешным, и для того, чтобы мы впоследствии сошлись. Всё сводилось к тому, чтобы он не умер. Он говорил, что я останусь виновата, если девочки будут расти без отца, — рассказала Екатерина.

Екатерина верила. Она была уверена, что после того, как Илья вылечится, он вернется в семью. Во время отъезда Илья периодически помогал оставленной супруге деньгами, но, по ее мнению, мало интересовался детьми.

— У нас было своеобразное ведение семейного хозяйства и бюджета. Мои деньги были общими. Он имел доступ к моему банковскому приложению, переводил оттуда деньги на свои нужды. Если я подходила и говорила, что нужны деньги на продукты, он давал мне по полторы тысячи или спрашивал, сколько конкретно нужно. Или говорил, мол, у меня есть только 500. То есть это всегда была очень дозированная какая-то сумма, чтобы я могла пойти и купить какие-то продукты, только их, впритык. Впоследствии, когда мы разошлись, у нас продолжалось ведение вот такого «общего бюджета». Он, несмотря на то что жил отдельно, продолжал переводить из моего приложения себе деньги на свои нужды. Он говорил, что я должна измениться, что-то понять и переделать в нашей семье. Я должна была слушаться его. При этом он продолжал очень дозировано присылать деньги, но при этом нужно было отчитываться чеками. Появились вопросы: «На что ты это потратила? Куда ты пошла с детьми? Какую игрушку купила?» Всё это было очень строго, — рассказала Екатерина. — Домой приходил он периодически, поддерживал иллюзию семьи. Будто у нас есть общий бюджет, будущее впереди. Но не было такого, чтобы мы вместе гуляли или проводили время. Максимум прогулка до остановки.

Екатерина Орловская до первой беременности от Ильи работала в библиотеке, но с рождением сперва Варвары, а потом Есении осталась в затяжном декрете, получая только пособия по уходу за ребенком.

Забрал дочь погостить и не вернул

Летом 2020 года, по словам Екатерины, Илья всё же стал больше времени проводить с дочерьми. Он даже забирал погостить маленькую Варю к родным в Ивановскую область. Екатерине это не очень нравилось — материнское сердце разрывалось, когда двухлетнюю малышку увозили так далеко. Но женщина не хотела препятствовать общению отца и дочери.

— Я не знала, где он снимает квартиру. Но я определенно точно знала, что Варю он возил к своим родителям в Ивановскую область. Поехать и проверить, как они там, у меня возможности не было. Во-первых, у меня был грудной ребенок на руках. Во-вторых, это были времена пандемии, и он говорил мне, что в Ивановской области стоят блокпосты, через которые не пропускают тех, у кого нет ивановской прописки. Поэтому я всегда просто ждала, когда он привезет ее обратно, — рассказала Екатерина. — Я очень за нее переживала. Больше он с собой никого не брал: ни меня, ни Маргариту. Обычно он привозил Варю назад на пару недель, потом снова забирал к родственникам. Я не препятствовала: ребенок должен знать своих родных.

Когда в сентябре 2020 года отец в очередной раз повез дочь к бабушке и дедушке, сердце Екатерины не екнуло.

— Я и мысли такой допустить не могла, что ребенка может кто-то увезти от матери. Это было для меня чем-то совершенно непостижимым, — объяснила женщина.

Илья не привозил Варю домой неделю, вторую. Ограничивался лишь телефонными звонками — быстро сообщал, что с девочкой всё хорошо, и обещал привезти ее на днях. Екатерина терпеливо ждала. Так прошло два месяца. Спустя полгода терпение Екатерины лопнуло.

— Он обещал, что, когда закончит лечение, мы будем жить вместе. Это были постоянные обещания. Я жила в них полгода. Потом у меня закончились всяческие нервы и терпение. Я полгода не видела родную доченьку, которая у меня еще на груди в этом возрасте спала! Я предпринимала всяческие попытки к общению с ней. Я пыталась передавать подарки. Он говорил, что ему неудобно это всё везти, поскольку при нем всегда был кейс с документами. Говорил: «Я куплю от нас общий подарок». Общаться с дочерью он мне не давал: то там нет связи, то он не в настроении, то «не дави на меня». Всё это время он был в раздраженном состоянии. И когда я действительно начинала давить на него и просила общаться с Варей, он просто мог бросить трубку, — вспоминает Екатерина.

Екатерина рассказала, что все документы дочери были у Ильи. У женщины не возникло никаких подозрений, когда он их забирал — мать девочки переживала, что девочка могла заболеть в гостях у бабушки и они понадобились бы для похода в поликлинику. Оказалось, что отец использовал их с совсем с другой целью.

— Я начала выяснять, где находится моя дочь. Оказалось, что она уже числилась в местном детском саду, куда ее оформили без моего письменного согласия. В это время мы ждали очереди здесь, в наш садик в Ярославле. Слава богу, у нас прекрасная заведующая, которая вошла в мое положение и всё понимает сейчас. Я повторюсь: у меня мысли не было, чтобы она там осталась жить. Не было никаких разговоров о дележке детей, ничего такого. Только обещания: «Мы будем с семьей. Я привезу Варю».

Встреча с дочерью не состоялась

Екатерина задалась целью приехать в деревню к родителям Ильи и забрать дочь. С трудом ей удалось найти машину — общие знакомые сначала соглашались, а после звонка Ильи отказывались везти Екатерину в Ивановскую область. Но в итоге ей удалось найти водителя и она вместе со старшей дочерью Ритой отправилась за Варей в Ивановскую область.

— Я выправила все документы и отправилась туда. Бабушка Ильи работает в одной из местных школ. Первым делом я подошла к ней и по-человечески сказала, что я приехала за дочерью. У нас был очень тяжелый разговор, который сводился к позиции: «Езжай на все четыре стороны, но ребенка ты не получишь». Я абсолютно не понимала этой ситуации, как такое возможно. Почему ко мне такое отношение? Садик, где находилась Варя, и школа, где работала ее прабабушка, — это смежные здания. Я побежала к садику, и ровно перед моим носом захлопывается дверь, меня не пустили. У меня были все документы. Я стучусь туда, прошу, чтобы меня пустили, со мной вышли, поговорили, спрашиваю: «Где моя дочь?» Но никто меня не пустил. Я вызвала полицию, мы составили протокол на месте, взяли со всех объяснения. Оказалось, что Вари там не было. Оттуда я уехала ни с чем, — рассказала Екатерина.

После этого Екатерине стали поступать звонки с угрозами. Женщина рассказала, что ей звонили родные Ильи. Его родители утверждали, что возвращать ребенка матери не собираются.

— Он контролировал, чтобы я оттуда уехала. Он звонил мне, а самый страшный звонок поступил от его родителей моей маме. К сожалению, этой записи у меня нет. Его мать конкретно сказала, что ребенка мы никогда не увидим. Мол, вы можете бороться, в суды ходить, но тогда начнется травля вплоть до угроз здоровью и жизни. По их словам, мы с моей мамой — никто и ничто, — рассказала Екатерина. — Потом они предложили поделить детей. Оперировали тем, что у нас остается Есения. К ней отношение у этой семьи как к вещи, они никак ей не интересуются. Сейчас они активизировались, потому что это стало выливаться на поверхность. Мы стали об этом больше говорить, и они пытаются мне внушить, что мне нет смысла бороться с этой семьей, что я не увижу ребенка. На тот момент я уже год не видела дочь. Мне даже никто не присылает фотографии моей дочери.

Именно в этот момент Екатерина поняла, что без помощи тут не обойтись. Она написала заявление в полицию, обратилась к уполномоченному по правам ребенка Ярославской области. Но всё было тщетно.

— Когда я туда съездила и поняла, какой ужас и масштаб приобрела эта ситуация, конечно, стала обращаться в компетентные органы. Я не знала, что никто мне не поможет. Те, кто слушает мою историю, обычно говорят: «Кать, где уполномоченный по правам ребенка?»

— Есть папа, который утверждает, что он не препятствует общению с ребенком. А есть мама, которая говорит, что это не так. А органы власти говорят: «Идите в суд и там разбирайтесь». Я много куда обращалась. Я поняла, что все эти обращения, они будут сводиться только к одному: «Идите в суд. Никто просто так не поедет искать с вами ребенка», — сокрушается Екатерина.

Екатерина нашла адвоката и отправилась в суд. Заявление удалось подать лишь в июне 2021 года. В нем Екатерина просила официально определить постоянное место жительства Вари у себя дома и потребовала с Ильи алименты за двоих дочерей.

— Первое заседание у нас состоялось уже 30 августа. К иску были добавлены обеспечительные меры в плане того, что ребенок на период рассмотрения дела судом должен проживать с матерью. Мы просили об этом суд, и, исследовав меня как личность, со стороны здоровья, со стороны материального положения, со стороны возможностей для содержания детей, для их образования, судья посчитала, что мне можно доверить ребенка.

При этом Екатерина продолжала находиться в декретном отпуске, подрабатывая визажистом и получая пособия как многодетная мать.

Отец Вари с решением суда согласен не был и подал апелляцию. Тогда судебная круговерть для Екатерины началась снова.

— Это всё до такой степени было больно и тяжело. И одно дело — судебный результат, а другое дело — исполнительный и исполненный результат. Мы к нему приблизились только 13 декабря 2021 года, когда он пытался обжаловать это решение суда об обеспечительных мерах, затягивал всевозможным образом. В суде очень много говорил неправды, и мы эту неправду доказывали. Меня пытались опорочить со всех сторон, облить грязью, и он ничего не доказал, ни за одно свое слово он не постоял. Мне выдали исполнительный лист на руки уже в 2022 году. 12 января мы с ивановскими судебными приставами отправились за Варварой, поскольку ребенок находился там. Позже органы опеки установили, что Варя жила с бабушкой и дедушкой. Отца там не было. Я отпускала ребенка, зная, что Илья будет рядом, а потом выяснилось, что его вовсе там не было, — вспоминает Екатерина.

Долгожданная встреча

За ребенком пришлось ехать целой делегацией. Екатерину сопровождали судебные приставы, сотрудники органов опеки, ПДН, полиции. Напросилась поехать и старшая сестра Вари — Маргарита. Девочка очень соскучилась по младшей сестренке.

— Рита очень привязана к Варе. Даже сейчас я слышу от нее: «А Варя любит это. А вот это ее любимый цвет, давай мы ей купим вот такую игрушку». Или: «Мамуля, ты мне купила розовый браслетик, Варя тоже любит этот цвет. Давай мы ей тоже купим». Она рисует картинки, складывает их в конвертик. У нас дома есть уголок, где лежит всё для Вари. То есть она очень трепетно относится к сестре, говорит и помнит о ней, — рассказала Екатерина.

Всю дорогу в голове Екатерины крутились тревожные мысли. Дочь долго не видела мать. А вдруг не узнает?

— Мы зашли в детский садик, и там я увидела свою дочь. Вы знаете, передать эти эмоции, когда ты не видишь ее столько времени и вот перед тобой твое дитя, которое тебя не знает уже. Это не описать. В тот момент она бегала, ей было всё интересно, ее было тяжело сконцентрировать на чем-то. И мне это удалось, — вспоминает Екатерина. — Мы ее пытались отвлечь, показывали игрушки, чтобы сконцентрировать ее внимание, показывали фотографии нашей квартиры, сестренок. И мы с ней установили контакт. У нас есть видеозапись этого события. Ее видели и в суде, и вообще это очень душераздирающее зрелище, честно говоря, вот она откликнулась на меня, она нас услышала, она почувствовала доброту, которую мы к ней испытываем, любовь, — вспоминает Екатерина с улыбкой.

Забирать девочку из детского сада пришлось со скандалом. Родственники со стороны отца не хотели отдавать малышку матери.

— Не обошлось без склок, без проблем, потому что ворвались его родители, его отец, который вырвал ее у меня из рук. Он улетел куда-то с ней в угол, зажал ее, чтобы никто не мог к ней подойти. Если бы рядом не было приставов, думаю меня бы потом не нашли. Потому что отношение его семьи ко мне понятно и определенно. Когда мы выходили на улицу, они срывали с нее верхнюю одежду, мол, не мной куплено. Я заворачивала ее в свою куртку, шапку, чтобы донести до машины. И эти люди утверждают, что ее любят.

В тот вечер, когда Екатерина привезла Варю домой, вся семья спала на одной кровати с мамой.

Несмотря на то что Варя была с мамой, для ее родителей битва за право воспитывать девочку не закончилась. Илья инициировал со своей стороны ходатайство на прохождение педагогическо-психологической экспертизы, чтобы определить, с кем будет лучше ребенку.

— Требовались какие-то особые познания, чтобы действовать в интересах ребенка во время прохождения такой экспертизы. В нашем центре доверия, где мне обещали, что нас разведут и меня предупредят, что папа будет проходить ее вместе с нами. Мне задали вопрос на камеру: «Вы предполагаете, что папа может выкрасть ребенка?» Я ответила, что да, безусловно. Нас пообещали развести в разные помещения, — вспоминает Екатерина.

Но когда пришла пора проходить экспертизу, Екатерина пришла в ужас: Илья был буквально в метре от нее. Сотрудники центра развели руками, объяснив, что разводить родителей по кабинетам они не обязаны.

— Целью этой экспертизы было выяснить, могу ли я быть мамой для своего ребенка. Вы представляете себе? Кто-то посторонний оценивает, могу ли я быть мамой. Многие мамочки ходят с детками по улице, часто видишь, что они на них могут сорваться, накричать. Не будем это никак комментировать. Они просто не догадываются, что можно вырвать любой поступок или слово из общего контекста и всё это довести до такого абсурда. А можешь ли ты быть вообще мамой для своего ребенка?

Когда экспертиза была окончена, Илья вызвался попрощаться с дочерью. Несмотря на нарастающую тревогу, она позволила ему это сделать.

— В общем-то, вроде адекватная просьба состояла в том, что он ее не собирался мне отдавать. То есть он ее взял на руки и шипел на меня очень по-хитрому. Пытался убеждать, что она плачет из-за меня. Выводить меня на какие-то эмоции, не подпускал меня к ребенку. Он одевал ее сам, вот просто оградил пространство от меня. Я же не могу при ребенке-то подталкивать такого бугая, вообще позволять себе какие-то грубые действия, — вспоминает Екатерина.

На выходе из центра Екатерина поняла, что Илья не собирается возвращать ей дочь. Она схватила ребенка за куртку, пытаясь хоть как-то остановить ее отца.

— Я не знаю, чем мне это могло помочь. Остановить этого человека было невозможно. Ему бесполезно объяснить, что малышка должна находиться со мной по решению суда. Он игнорирует всё, что ты говоришь. У него свое представление в целом о мире, о жизни, о ребенке, о семье, и он тебя не слышит, — объяснила женщина. — И тут ко мне сбоку подбегают его родители, отталкивают меня от моей дочери. Илья вырывает ее из моих рук.

Они смеются мне в лицо, что им всё удалось. А я не могла прорваться сквозь эту стену, кричала своей дочери. Никому не пожелаю пережить этот ужас, — со слезами на глазах вспоминает Екатерина.

Всё это происходило на ступенях центра доверия, где еще полчаса назад мать доказывала, что она может быть матерью. В этот же день Екатерина отправилась в полицию, чтобы подать заявление на розыск ребенка. Помогло ей это сделать лишь промежуточное решение суда о том, что девочка должна жить с матерью. Так как Илья не лишен родительских прав, он имеет полное право на общение с Варварой.

— Мне помог только факт решения суда. Если бы я пришла писать заявление без него, меня бы развернули со словами: «У нас отцы детей не крадут». Когда сотрудники изъяли эту видеозапись с камер наружного наблюдения, специалист, это ее были слова, сказала, что это зверство, — вспоминает Екатерина. — При мне был разговор, специалисты ПДН просили ребенка привезти. Он ответил: «Я папа». На этом разговор окончен. Я не ограничен и не лишен родительских прав. До свидания. Вот весь разговор. Больше ребенка я не видела. Где мое дитя, не знает никто: ни я, ни органы власти.

«Не копайтесь в грязном белье»

Мы попытались связаться с самим Ильей Кузьминым, чтобы услышать его точку зрения. Он не брал телефон, а в переписке во «ВКонтакте» попросил корреспондента 76.RU «не влезать в семейные проблемы и разборки».

— Кем бы вы ни были, скажу лишь, что эту тему с ее подачи уже обмусолили все кому не лень и ничего в итоге не добились. Начнем с того, что решения, вступившего в законную силу, нет. Психо--педагогическая экспертиза на моей стороне. Я думаю, вам не стоит влезать в семейные проблемы и разборки. Ей никто не запрещал общаться с дочерью, которую она кинула два года назад. Мне высказываться неинтересно. По этому поводу поставит точку суд, а не общественное мнение и тем более редакция газеты. Это копание в чужом грязном белье, — написал Илья Кузьмин.

Законодательный пробел

На данный момент Екатерина полгода ничего не знает о своей дочке. Она обращалась во всевозможные инстанции, писала даже в администрацию президента, но результата это не принесло. В управлении Федеральной службы судебных приставов нам сообщили, что сейчас специалисты занимаются поиском ребенка.

Даже если девочку удастся найти и вернуть матери, нет никаких гарантий, что история не повторится. Илья Кузьмин не ограничен в родительских правах, а потому имеет полное право на общение с ребенком. Адвокат Екатерины Анастасия Шевченко объяснила, почему в таких ситуациях закон защищает права матерей лишь на бумаге:

— Суд руководствуется прежде всего интересами ребенка. Но в данном случае человек вопреки интересам ребенка допускает такие ситуации, когда любимый ребенок, за которого он якобы борется, вынужден находиться в помещении судебных приставов. Пока проверяются документы, которые предоставляет отец, которые не соответствуют действительности. То есть всё эгоистично, всё в своих интересах, которые, опять же, очень сомнительны. Очевидно, молодой мужчина не создал какую-то новую семью, занят своей работой, то есть находиться с ребенком 24/7 он явно не может.

И только единственное вызывает сожаление, что нет возможности оперативно и действенно пресечь его поведение, его поступки. Ну, вот формально суд, суд на стороне матери. И это абсолютно очевидно: суд проверил все нюансы, все аспекты — возможность воспитывать, возможность содержать, морально-нравственные качества, жилищно-бытовые условия.

В этом споре понятно абсолютно всё. Приоритет воспитывать ребенка остается у матери, в этой истории нет исключительных обстоятельств, которые бы этому препятствовали. Только такие обстоятельства в суде могут препятствовать нахождению ребенка с матерью. Жаль только то, что фактически возможности ограничены. И законом, и реальной ситуацией. Неизвестно место жительства дочери Варвары, которую отец скрыл произвольно. Да и в целом для людей, которые не испытывают материальных проблем и имеют недвижимость, возможности по перемещению не ограничены.

И действительно непредсказуемо абсолютно дальнейшее развитие событий. Совершенно непонятно, где они могут оказаться. Тут есть еще интересный момент, у нас опять ответчик не в интересах ребенка лишил возможности общаться со сверстниками. Девочка не посещает детский сад. На протоколе судебного заседания он признался, что самостоятельно принял это решение в одностороннем порядке. То есть ребенок находится, скорее всего, опять же, с бабушкой-прабабушкой. Это общение только со взрослыми людьми. Отсутствие контактов и навыков общения со сверстниками. Ребенок по факту страдает. И вот пока, к сожалению, формально на бумаге защищаем права ребенка, отстаиваем. И пристав действительно делает всё возможное. Но действительность остается такой.

Поэтому нет желания даже и оснований куда-то еще дополнительно писать жалобы или обращения, потому что формально всё делается, как должно. Я полагаю, что это проблема законодательного характера, которую довольно сложно решить. Потому что до последнего родители равны в своих правах.