Последний певец деревни. Что происходит с Тюменским районом — глазами местного

Тюменский район активно развивается. Осенью прошлого года там сменился глава. Местный житель, пенсионер и экс-директор «Радио Тюмени» Владимир Богоделов в своей авторской колонке вспоминает, какой была его деревня в девяностые, нулевые, десятые и сейчас. Рассуждает о судьбе своего места через попытку дозвониться до главы Тюменского района Ольги Зиминой. Что из этого вышло — далее от первого лица «последнего певца деревни».

Деревня у нас… Правильная у нас деревня, по всем статьям, вплоть до кличек. У меня — Корреспондент. Ну это так себе. Есть очень яркие. Захаров — Недурак, например, в одно слово, как мем. На самом деле — глуповатый и вздорный мужик, приставучий, как зараза, когда выпьет. Полная противоположность ему — Троекуров (это из Пушкина, все помнят?), самый справный деревенский хозяин. Дуня — Ягодка. С походкой от бедра. В кокетливом фетре с вишенкой фор сизенс зимой и летом. Красота небесная, годков 60.

Тут я дозваниваюсь. Это целый квест. Я дохожу до опции «главный по работе с населением» — до этого по наивности думал, что они все по работе с населением.

Мы долго не понимали друг друга. Я ему про свои надежды на Зимину Ольгу Витальевну, про ее реформаторские планы. Он мне — про то, что планы — это к президенту и губернатору. А у них — районный масштаб. Наконец находит нужный аргумент. Их, района, главной задачей было и есть вытащить нас из лихих 90-х.

Девяностые я как раз только что вспоминал. Вот я заезжаю в деревню. Вернее, не могу заехать. Потому что стадо. Примерно 100 мычащих голов. И пока они неспешно разбредаются по дворам, стою на обочине.

Во дворах не только мычит, но и хрюкает, и кудахчет. Уже знакомый вам Троекуров постоянно держал 10–12 дойных коров и бычков на подросте. Реализация молочного продукта в городе шла на ура. Едва успевал подвозить пластиковые «чебурашки», которые у нас в деревне называли «гондоны». Еще у него был десяток ульев и лучший в деревне самогон. Не на продажу, а для себя, настоянный на меду, чаге, почках хвои, травках. Когда я впервые попробовал «Бехеровку», тут же вспомнил Троекурова.

Одна моя бывшая сотрудница вышла замуж за главного редактора журнала «Франция». Был такой. И мы обсуждали сквозной репортаж: из Прованса — о производителе сидра и о сибирском самогонщике из-под Тюмени. Не срослось. Жлобоватые посольские французы зажали командировочные.

Другой сосед, Паша, был картофельный магнат. В конце июня, когда у всех картошка едва зацветала, он уже возил молодой картофан в город на продажу. И навозил на лучший по улице дом и 412-й «Москвич». Реально он нигде не работал, только числился. Но вставал раньше всех. Пять утра, Паша уже на плантациях, бодрый и слегка поддатый.

Про кого еще рассказать? Давайте про Сашу Дизеля. Их было трое, абсолютно разных братьев, потомков сосланных немцев. Младший, Андрюха — гётевский персонаж: «Их вайс нихт, вас ист даст бедойтен». Витек — посередке. Саня — абсолютно шиллеровский герой из «Разбойников». Бабник, грубиян, выпивоха. Самогонка у него была — просто градус, а так — сивуха. Зато копченая в простейшей бочке свиная грудинка — дойче квалитет натюрлих, натуральное немецкое качество.

Сашка был трактористом на «Кировце» — наш ответ «Катерпиллеру». Отсюда и кличка. Трактор был приписан неизвестно к кому. Но постоянно гостевал у Саньковых ворот. Солярка тоже была неизвестно чья, но Дизель ее точно не покупал. Весной на вспашке полугектарных огородов по всем окрестным деревням он процветал.

И так была устроена вся деревенская экономика. Расцвет ее был как раз в 90-е. Проматывали последнее советское наследство. Всё окончательно рухнуло уже в начале нулевых. Ко мне пришел еще один сосед, Боря, с телевизором под мышкой, это был его окончательный расчет в госхозе: «Работы нету?»

Но я забегаю вперед.

Они не считали свои отношения с госхозом воровством. У них это называлось «От большого немножко — не воровство, а дележка». По официальному месту с ними рассчитывались… Под конец — уже продуктами, сахаром и мукой, а то вовсе бэушной мебелью и бытовой техникой.

Как воровали наверху, могу догадываться. Дербанили землю. Так, что за несколько лет село человек десять высшего руководства госхоза. Их не успевали заполнить. За компанию присел глава нашего муниципального околотка. Глава района отбился ценой вылета из кресла.

Мои деревенские просто тащили всё, что плохо лежало. Главным образом комбикорм. Халявный комбикорм и дешевый магазинный хлеб были двумя столпами, на которых всё держалось. А потом рыночные механизмы дотянулись до нас, и всё. Пропали тучные стада, иссякли молочные реки. Легендарные титаны деревни, Троекуровы и Дизели, покидали сцену.

Эту часть своей летописи я адресую тем моим современникам, кто ностальгирует по умилительной сельской советской жизни. Сограждане, вы ностальгируете по кубанским казакам, а не по тому, как оно было на самом деле. Но если вам так нравится, флаг в руки!

А мне надо продолжать летопись. Я ведь тоже ностальгирую по той деревне, но больше всего по ее ярким людям. «Был целый мир — и нет его», — как писал мой любимый белоэмигрантский поэт Георгий Иванов. Целый мир. Не хуже, чем у Маркеса. Или мир «Листригонов» Куприна. Или честных контрабандистов лермонтовской «Тамани».

Почему меня тянет на литературные ассоциации? Потому что мы с Ольгой Витальевной Зиминой, к которой я пробиваюсь чисто поговорить, по базовому образованию оба филологи. А у нас, филологов, благодаря постоянному чтению книг сильно развито воображение и способность к выдаче ярких идей. Филфак рулит! Увы, гораздо чаще рулят эконом- и юрфак. У них с воображалкой и идеями послабже: не те книжки читают. А моей новой деревне очень нужны очень яркие идеи.

Пока я наблюдал Ольгу Витальевну один раз — в 10-минутном телеинтервью. Урожаи, надои, технопарки, промзоны. Всё более-менее понятно, всё «в тренде».

Кстати, язык у нового (новой?) главы Тюменского района — хороший русский. Без всяких «хабов-кластеров», которыми любят козырять молодые чиновники из обладминистрации.

Всё понятно, но я не вижу в предлагаемом раскладе новой масти моей деревни, если говорить на внятном ей языке.

Свою аграрную товарную суть она изжила полностью. А дальше?

Продолжаю летопись.

На смену госхозу зашел фермер. И не просто, а целый Маркиз Карабас, прибравший к рукам тысячи окрестных гектаров под посадки картошки, капусты, моркови. Самое то по аграрной экономике для пригорода. Но тем самым он буквально выбил почву из-под ног у наших картофельных магнатов. Так за тучными стадами ушла еще одна отрасль экономического деревенского уклада.

Новым работодателем Карабас для деревенских не стал. Во-первых, попробуй-ка прихватизируй у Карабаса что-нибудь для себя. У него ничего плохо не лежит! Во-вторых, я не очень представляю вольных «листригонов» в качестве работников по найму.

По этой же причине не вышло у деревенских трудовой смычки с китайцами, которые взялись выращивать за нашей околицей исключительно огурцы, зато КАМАЗами.

Появившийся поблизости огромный логистический центр федеральной продовольственной сети тоже их не прельстил. Поначалу некоторые устроились было, подивились объемам списываемой просрочки. Потом их накрыло, что эта работа от звонка до звонка, и шаг вправо, шаг влево… Вышли они, короче, и из этого проекта.

Ловлю себя на том, что после ухода со сцены разлюбезных мне деревенских титанов на следующее за ними поколение я смотрю со стороны. А вот на новых людей в деревне, которых всё больше, — с нарастающим интересом. Кто они? Именно этот вопрос я и хотел задать Зиминой Ольге Витальевне. Ей и тем, кто пишет губернаторские послания, к которым меня адресовал районный чиновник.

Смотрите. По факту топонимически, как отдельного поселения, моей деревни уже и нет. Слилась в сплошной коттеджный пояс, раскинувшийся до 30-го километра на выезде из Тюмени. Наш Джорджтаун!

Я его называю Тюмень дубль два. И стою на том, что он даст фору дублю один. По качеству жизни точно. Но главное — по качеству нового населения пригорода. Применительно к нему всё чаще в ходу слово «клуб». Входной билет приближается к 10 миллионам рублей — стоимости 80–100-метрового коттеджа, хотя бы с десятью сотками. Серьезные деньги, за которые надо сильно постараться. Быть предприимчивым, активным, конкурентным, успешным, востребованным на рынке труда — что в качестве работодателя, что «работодуемого». Получается портрет российского тюменского среднего класса, о котором мы так долго мечтали. Во всей красе. Причем в десятках тысяч экземпляров.

Как раз на этом месте мы и забуксовали в телефонной дискуссии с райспециалистом по населению. Я понял, что страшно далек от народа, и тут-то и был послан в девяностые.

Я его понимаю. Он хороший чиновник. То есть человек инструкции. А если в действующей инструкции не сказано, что в социальной структуре пригородного населения произошли революционные, тектонические изменения, то и разговаривать не о чем.

Ни в одном высоком послании эти изменения в самом деле не зафиксированы. Но всё равно в своих дискуссиях что с деревенскими соседями, что с продвинутыми людьми из бизнес-сообщества, я настаивал, что освободившаяся полгода назад вакансия тюменского районного главы для амбициозного управленца — это работа мечты.

Какая мечта, осаживали меня продвинутые, это район, там денег нет. Слушайте, не сдавался я, там каждый год крутятся в обороте сотни миллиардов. Одно индивидуальное строительство тянет на сотку! Давайте вместе подсчитаем?

Наверное, я рассуждаю наивно, дилетантски, некомпетентно. Филолог. Но я вообще сейчас не про деньги, я про новых людей как главный районный капитал и актив. Поэтому стесняюсь задать еще один наивный вопрос нашим рулевым. Вы-то сами чувствуете за собой компетенции (еще одно ваше продвинутое слово, кстати, множественного числа в классическом русском языке оно не имеет, Ольга Витальевна подтвердит) рулить этими новыми людьми?

Вот о чём я бы с удовольствием поговорил с Ольгой Витальевной Зиминой. Чисто по-деревенски.

До этого Владимир Богоделов рассуждал о сносе молодежного театрального центра «Космос», о стремлении Тюмени стать городом-миллионником. А еще рассказывал, как ему зимой не помогли на стоянке откопать машину.