«Дирижер сейчас — и пиарщик, и директор». Юрий Медяник — о судьбе Тюменского филармонического оркестра

Два с половиной года Тюменский филармонический оркестр работает под началом художественного руководителя и главного дирижера Юрия Медяника. Когда музыканта пригласили возглавить один из самых масштабных культурных проектов в регионе, говорили о задаче вывести оркестр на уровень лучших в стране, буквально войти в топ-5 симфонических коллективов России. О том, как складываются карьера нашего оркестра и отношения с тюменской публикой, — в большом эксклюзивном интервью Медяника для 72.RU. Беседовала Ирина Пермякова.

— Какими качествами должен обладать оркестр, чтобы его признали одним из лучших в России?

— Прежде всего, важен фундамент: это состав оркестра и основополагающий репертуар, с которым он может работать. У нас всё хорошо в этом направлении. А второе — качественное исполнение. В музыкальном искусстве сложно измерить качество коллектива линейкой. Два пианиста могут играть одинаково технично, но одного публика обожает, а другой ее как будто не трогает за душу.

Нет какого-то музыкального авторитета, который бы постановил, какие коллективы входят в топ-3 ближайшего месяца. Это скорее людская молва: мнение публики, упоминание в профессиональных изданиях. Это количество выпущенных дисков, сыгранных концертов, гастролей. Важно в каких залах проходят гастрольные выступления.

Над всеми перечисленными моментами мы работаем и, конечно, следим за тем, что о нас пишут, что говорят в профессиональном сообществе, где очень многие знают всё обо всех. Есть люди, которые мониторят, что происходит в том или ином регионе, с тем или иным оркестром, слушают эфиры, следят за тем, какие симфонии сыграны, с какими солистами были выступления, какие есть необычные проекты.

Мы получаем приглашения выступать на престижных площадках, у оркестра появились первые профессиональные аудиозаписи, качественные видеотрансляции. Шире стал взгляд на репертуарную политику оркестра.

Мы сыграли за это время большое количество премьер, в том числе мировых: музыку кубинских композиторов, которая никогда не звучала в России, Вторую симфонию Арама Хачатуряна, несколько опер в концертном исполнении, не звучавших ранее в Тюмени, — «Евгений Онегин», «Руслан и Людмила». В этом сезоне будем исполнять «Царскую невесту».

— Когда речь идет о приглашениях в престижные залы, не последнюю роль играет фигура художественного руководителя коллектива, верно?

— Да, во времена Иоганнеса Брамса роль дирижера сводилась к тому, чтобы музыканты играли в едином темпе и начинали одновременно. Позже дирижеры начали интерпретировать музыку. А сейчас главный дирижер и художественный руководитель оркестра — это еще и человек, умеющий договориться с организаторами или продюсерами, умеющий позиционировать и прорекламировать оркестр. Дирижер сейчас — и пиарщик, и концертный менеджер, и продюсер, и директор.

— Есть еще образ дирижера-патриарха, который заботится об оркестрантах как о членах семьи…

— Я не такой. Знаю, что в некоторых коллективах так происходит, но я не пойду в детский садик устраивать ребенка или договариваться о прививке для кошки одного из музыкантов. Каждый дирижер должен понимать, где проходит граница заботы. Если строгий отец не отпустит дочь из-под своей опеки, она не сможет создать собственную семью.

В какой-то момент нужно своих музыкантов отпускать. Они должны быть самостоятельны не только по жизни, но и в музыке. Когда они чувствуют к себе внимание и заботу, но не понукание и повсеместный контроль, оркестр становится самостоятельным как музыкальная единица. Постоянная муштра приводит к утрате индивидуальности у музыкантов и впоследствии всего оркестра. Если уходит главный дирижер — оркестр умирает. Нужно понимать, что мы не вечны.

Любой коллектив развивается, только когда к нему приходят «новые руки». Будь то главный дирижер или приглашенный дирижер — они приносят новые традиции. Оркестр всегда растет, когда с ним работает не один человек. Есть руководители, которые никого не подпускают к своему коллективу, считая, что только они могут дать своему оркестру всё самое лучшее. Я категорически против такой политики. Думаю, вы заметили это по последним нашим двум сезонам, когда к оркестру я приглашаю прекрасных дирижеров, способных научить коллектив чему-то новому. Это великолепный стимул для оркестра.

Я стал инициатором абонемента «Главный приглашает главного», в котором привожу только главных дирижеров филармонических оркестров и оперных театров. Это сразу заявка на очень серьезный уровень взаимоотношений между дирижером и оркестром. И я уже сейчас вижу, что это дает свои плоды.

— Сколько времени отводится на репетиции с приглашенными дирижерами?

— Как правило, три-четыре репетиции — и концерт, такова общемировая практика. Многих дирижеров невозможно заполучить больше чем на четыре дня. У них очень плотный график, у многих уже сейчас планы расписаны на 2027–2028 годы.

— Получается, для оркестра это своеобразная тренировка — быстро схватывать и подстраиваться под нового дирижера?

— Да и для дирижера, даже самого высокого уровня, новый коллектив — это необходимость подстраиваться в какой-то мере, искать моменты соприкосновения. На первой репетиции дирижер должен представить оркестру, чего он хочет добиться, какие задачи ставит, что хочет выразить. Как пианист, выходя на новую сцену к новому роялю, пробует инструмент и его возможности, так и дирижер находит звучание оркестра. Ведь для него оркестр — и есть его инструмент.

— В каком направлении вы планируете развивать репертуар оркестра?

— Большой симфонический оркестр — многогранный инструмент с колоссальными возможностями. Моя задача — показать его в разных ипостасях. Чем больше разнообразия, тем лучше для коллектива, тем богаче будет выбор у слушателей. Видя, что выбирает публика, мы сможем лучше понимать, что ей нравится. Кубинская музыка? Прекрасно! Полный зал, овации стоя уже в конце первого отделения. Мы обратим внимание. Возможно, этой музыки у нас будет больше.

Я завел традицию завершать филармонический сезон концертным исполнением оперы. Мы приглашаем полный каст артистов одного из оперных театров — все люди, спетые между собой, понимают, как они друг с другом взаимодействуют на сцене. Они привозят сценические костюмы и минимальный реквизит, что создает в представлении определенный антураж. Это еще не полноценная опера с декорациями, но уже и не рядовое концертное исполнение.

В следующем сезоне будем больше включать в репертуар музыку современных композиторов. Сейчас всё больше внимания уделяется российской композиторской школе, уже в третий раз в Москве проходит конкурс «Партитура». Многим слушателям кажется, что современная музыка — это скрипы, хряпы, нечто сложное для восприятия. Но современная академическая классическая музыка — это абсолютно понятный музыкальный язык.

Конечно, мы оставляем и поддерживаем фестиваль «Лето в Тобольском кремле», когда оркестр выступает в двух концертах — это и академическая классика, и коллаборация с артистом популярной музыки либо джазовым музыкантом.

— Фестиваль «Лето в Тобольском кремле» получил гран-при премии в области событийного туризма Russian Event Awards. Это связано с новыми традициями, которые вы вводите?

— Как художественный руководитель [этого] фестиваля я не занимаюсь вопросами заявок на конкурсы, тут работа многих и многих людей, работающих над его популяризацией. Но, согласитесь, на любой конкурс подают заявку в том случае, когда есть шанс победить. И думаю, это наше общее желание, поскольку мы понимаем, что делаем качественный музыкальный продукт со своим узнаваемым лицом.

Я не склонен считать, что рост признания этого фестиваля связан исключительно с популярной музыкой. Ну разве никогда не было коллабораций популярных артистов или джазовых музыкантов с симфоническим оркестром? Были! Вопрос уровня артистов, уровня подготовки концертов.

У нас серьезный, глубинный подход. Например, в концерте с Леонидом Агутиным мы полностью создали аранжировки с нуля — это колоссальная, вдумчивая работа. С Игорем Бутманом мы тоже делали аранжировки для его квинтета и нашего оркестра. Наш концерт «Тобольск — ключ к Сибири» на канале «Культура» потребовал большой подготовительной работы. Вы, я думаю, можете себе представить, насколько трудно было каждую веху истории Тобольска учесть и отразить в музыке.

Думаю, рост интереса к фестивалю в Тобольском кремле показывает в том числе рост уровня музыкального продукта. И публика как раз это высоко ценит. Мы уже начали продажи на лето 2025 года, билеты раскупают, хотя мы пока держим в секрете программу и имена приглашенных гостей. Это знак доверия со стороны нашей уважаемой публики.

— В Тюмени музыкальный культурный слой не такой богатый, как в городах, где давно существуют оркестры и есть консерватории. Приходится ли это учитывать в работе с публикой?

— Вы знаете, не нужно иметь три высших образования, чтобы пойти в филармонию и послушать симфонию Чайковского. Главное — желание слушать музыку. Тюменцы, возможно, действуют по принципу «нравится — не нравится», но они находят своих артистов и отдают им свои сердца.

Тюменская публика с трепетом, с большим вниманием относится к тому, что ей предлагают. Для меня это высокая степень ответственности. Когда публика доверяет своему любимому артисту, то она с такой же степенью доверия относится к репертуару, который он выносит на сцену, — и вот вы уже идете рука об руку по совместному творческому пути.

Я считаю себя абсолютно счастливым человеком, потому что у нас есть взаимная, как мне кажется, симпатия с тюменской публикой. Завоевать доверие сложно и еще сложнее его удержать. Поэтому я стараюсь аккуратно вести слушателя и показывать то, что интересно мне.

— На вашем концерте с Emotion Orchestra — очень теплая атмосфера, необычные аранжировки Вивальди в стиле танго. Как часто вы с ними выступаете?

— Сейчас мы выступаем достаточно редко, не могу даже сейчас сказать в точности, сколько концертов в месяц, это меняется от раза к разу. Но у меня концерты Emotion Orchestra связаны с большим творческим удовольствием.

Мы уже много лет играем в нынешнем составе, а это значит, что я не прогадал в выборе музыкантов для своего коллектива. У каждого из моих ребят своя сольная карьера. Сергея Поспелова называют русским Паганини, он очень занятой музыкант. Я ему иногда звоню и оказывается, что у него на три-четыре месяца концерты расписаны: «Юрий, извини, занят, никак не вырвусь».

У нашего гитариста Алексея Корбанова — свой коллектив, который играет фламенко. Он пишет много музыки, а последнее время серьезно увлекся изготовлением гитар. Находит какие-то редкие, выдержанные куски дерева. Однажды пришел на репетицию и говорит: «Ты знаешь, разбирают старинный дом, я договорился, что сваи и балки пойдут на заготовки для инструментов». Услышав впервые гитару его работы, я был поражен.

Для меня выступления с этим коллективом — большая отдушина. Я в шутку говорю, что с оркестром играю музыку чужими руками, а с квартетом мне очень приятно делать звук своими собственными.

К середине 2025 года у нас готовится новый диск на одном из лейблов международного уровня. По аналогии с «Временами года», которые вы слышали на концерте, мы сделали переаранжировку и переосмыслили цикл Мусоргского «Картинки с выставки». Для каждой пьесы — свой стиль: «Два еврея, богатый и бедный» мы играем в стиле клезмер, «Бабу-ягу» в стиле рок-н-ролл, у нас даже бразильская маракату есть.

— На концерте ваш баян так нарядно поблескивал. Это какой-то особенный инструмент?

— С этим баяном мы с моих 14 лет. У меня есть и другие инструменты, но его я считаю основным. Мы растем вместе, я понимаю, что звук моего инструмента — это тембр конкретного, именно этого баяна. Конечно, он требует пристального внимания, ремонта. Целая армия мастеров его поддерживает, но, думаю, эти вложения себя оправдывают.

— У вас в видеоблоге я видела мастер-классы по исполнению на баяне. Вам было важно передать свою интерпретацию людям, которые на вашем любимом инструменте начинают играть?

— Мой первый мастер-класс состоялся в 14 лет. Сначала я не был уверен, что могу кого-то чему-то научить, но мне настойчиво предложили провести занятие. И я тогда понял, что, объясняя, как ты это делаешь, сам начинаешь совершенно по-другому играть, развиваться.

Записывая эти уроки на видео, помогая людям достичь определенной цели, делясь какими-то секретами, я хотел в том числе подвести итог работы с определенным репертуаром. Чтобы затем идти дальше.

— Баян, потом скрипка. А оркестр, стало быть, ваш самый новый инструмент?

— Есть еще бандонеон, любовь к нему появилась примерно в одно время с оркестром. Но да, я думаю, что симфонический оркестр — это последний заинтересовавший меня инструмент. Настолько многогранный, что интереса хватит до конца жизни.

Мои первые заграничные гастроли были в 10 лет — тогда еще из Донбасса мы уехали в Германию и Чехию. Немецкая пресса меня называла маленьким Моцартом — в одном концерте я играл сначала на скрипке, а потом на баяне.

В Финляндии был совершенно комический случай. Мне тогда было 11, я играл сольный концерт: 40 минут первого отделения на скрипке, потом небольшой перерыв и второе отделение на баяне. И вдруг путь к гримерке мне преграждают двое: «Где он?» — «Кто?» — «Твой брат-близнец!» Пришлось объяснять, что я один — и на скрипке, и на баяне.

И у меня не было переходного возраста, потому что я был на гастролях постоянно. Я в 14 лет, как уехал с сольными концертами, так почти в 16 только вернулся. Германия, Болгария, всю Литву объездил, в Латвии, в Эстонии был.

— В вашем видеоблоге много интересных материалов времен пандемии. Не скучаете по периоду, когда активно вели канал, брали интервью?

— Очень был интересный период: я тогда сильно вырос в своем понимании музыкальной профессии. Мы с ребятами годами не могли созвониться, встретиться, выйти на сцену вместе, а тут вдруг сидишь и полтора часа разговариваешь с людьми, у которых замечательный профессиональный рост, и это страшно интересно.

Еще я очень много занимался, концертов в пандемию ведь почти не было. Понял, что онлайн-концерты мне малоинтересны, потому что артисту всегда нужен контакт с публикой. Энергетика, которая идет со сцены, должна возвращаться хоть в какой-то степени, нельзя совсем «в песок играть».

Знаменитые пианисты на заре звукозаписи приглашали людей в студию: им было важно играть для кого-то. И мне тоже очень нужно, чтобы люди были в зале, я не могу просто в микрофоны играть. Хотя да, большая часть моей работы — это записи. Например, для кино. В феврале выходит фильм «Пророк. История Александра Пушкина» (6+), для которого я записал музыку.

В целом мне важна обратная связь от слушателей. Я не скучаю по тем временам. Они принесли хороший рост, период прошел, живем дальше.

— У вас активные страницы в соцсетях, кто их ведет?

— Я сам веду. Мне интересны люди, их мнение, общение. Есть понятие tone of voice, интонации, которую копирайтер не может воспроизвести. Да и зачем? Если текст будет писать кто-то другой, люди, которые придут на концерт, предварительно читая мои посты, увидят, что этот человек разговаривает по-другому, по-другому мыслит, это другой человек. Значит, соцсети обманывают людей? Нет. Пусть я это делаю не так профессионально, как эсэмэмщики, но это все мои настоящие интересы. То, чем я хочу с людьми делиться.

— Чего вы бы хотели достичь как дирижер, о чём мечтаете?

— Мечты дирижера, как правило, находятся в двух плоскостях — выступить на какой-то легендарной сцене либо посотрудничать с легендарным оркестром или солистом.

— Может быть, еще исполнить определенный музыкальный материал?

— Когда вы находите оркестр, который может передать ваш внутренний мир, тогда вы, собственно, и играете то, что хотите. Это другая история — собственный оркестр.

Знаете, есть три типа дирижеров. Дирижеры-гастролеры чувствуют себя комфортно, когда они приезжают в коллективы на четыре дня. Поговорил на публику — аплодисменты, всё прекрасно. Завтра он уже с другим коллективом. Некоторые дирижеры проводят так всю жизнь, у них нет своего постоянного коллектива. Может быть, он им и не нужен.

Работать с собственным оркестром — огромная работа. Ты должен выстраивать стратегию, должен понять, какие есть проблемы у коллектива, в котором может быть до 120 человек. Ты должен понять, как их вести и куда, какой репертуар дать, чтобы коллектив рос и развивался.

Третий тип дирижеров заточен на записи. Для них важно, чтобы играли вовремя, четко, быстро, без фальшивых нот и так далее. Я не третий тип дирижера. Совсем. И не первый, хотя гастроли есть, и гастрольные дирижеры — это очень хорошо. Мне интересно работать вместе, вести коллектив, расти, взаимодополнять друг друга. Я люблю работать вдолгую.

— У вас есть понимание, как долго вы будете вести и развивать тюменский оркестр? Предположу, что вы здесь не навсегда?

— Если задумываться о развитии коллектива, то «навсегда» — это плохо. Если говорить о стратегическом развитии, то да, планы есть. На несколько лет планы есть точно.

Другое дело, что большой симфонический оркестр — это в хорошем смысле слова тяжеловес. Не будем скромничать — локомотив культуры тюменского региона, и на его работу и планы влияют очень многие обстоятельства, включая геополитические.

В общем, есть стратегические планы, есть факторы, которые могут внести изменения. Мы должны учитывать и то и другое.

О культурной жизни в Тюмени и области мы рассказываем в специальном разделе на нашем сайте. Вот несколько недавних публикаций, которые могут быть вам интересны:

• Какие секреты хранит закулисье театра кукол в Тюмени — там живут марионетки и бродит призрак красавицы;

• спектакль тюменского драмтеатра стал номинантом премии «Золотая маска»;

• архитектурный уродец или шикарный музей? Вспоминаем историю главного культурного долгостроя Тюмени;

• «Не было и дня, чтоб не писали»: актрисы завалили тюменского режиссера просьбами сняться в его работах;

• в Тюмени открыли продажи на известный опен-эйр. Цена билетов — до 10 тысяч, кто будет выступать — секрет.