Выживаемость маленьких детей выше, чем у подростков: онколог — о высокой заболеваемости в Тюменской области

В Тюменской области показатели по детской онкологии выше общероссийских. Это продолжается с 2017 года. Почему в регионе так много больных детей? Какой вид рака самый распространенный и почему подростков тяжелее лечить, чем малышей? Об этом нам в интервью рассказал Кирилл Киргизов, заведующий отделением детской онкологии и гематологии в Национальном медицинском исследовательском центре имени Блохина.

— Вы уже приезжали в Тюмень в 2014 году, какая ситуация с онкологией в нашем регионе сейчас? Что изменилось?

— В 2014 году у нас был похожий научный семинар онкологов, в этот раз приехали представители не какого-то одного центра, а целая профессиональная организация. Сейчас она носит название «Российское общество детских онкологов и гематологов», сокращенно — РОДОГ. Почему мы говорим детская онкология — гематология? Потому что сейчас профессия объединена, как и во всём мире. Это сделано, потому что подходы лечения детей с лейкозом, который считается гематологической болезнью, и, например, с каким-нибудь солидным злокачественным образованием, например, нейробластомы, в целом схожи. Один врач может назначать лечение и в первом и во втором случае, поэтому мы приняли решение объединить профессию. Это произошло и в Тюменской области. Буквально с 26 сентября на базе ОКБ № 1 заработало единое отделение по онкологии и гематологии. Это очень важно, здесь хорошие специалисты, они работают долгие годы, это активные члены нашей профессиональной организации.

— На этом семинаре рассказали, что в Тюменской области очень высокая заболеваемость онкологией. С чем это связано?

— Да, нам показали, что заболеваемость в Тюменской области в целом выше, чем по России, но этого не нужно бояться. Это не значит, что здесь плохая экология. Если говорят, что ежегодно в России заболевают 13 на 100 тысяч человек, а в Тюменской области 17 на 100 тысяч — это хорошо. Потому что это говорит о том, что выявляемость хорошая. Потому что дети вне зависимости от географии и природных условий болеют примерно одинаково. Просто где-то в России выявляют, например, 10 деток на 100 тысяч, кто заболевает онкологией, но это мало, а где-то 17 на 100 тысяч — и в среднем получается 13. Но сегодня именно показатель 17 на 100 тысяч близок к реальности. То есть все эти дети выявлены и уже проходят лечение. А где-то дети еще не знают, что болеют.

— Высокий показатель заболеваемости онкологией не связан с экологией. Тогда с чем? И почему с 2017 года в Тюменской области он выше, чем по России?

— Дети всегда болели одинаково. Просто действительно стали больше выявлять заболевших и наконец начали больше говорить об этом. Когда я поступил в вуз в 2003 году, эта тема была табуирована. Врачи шептались: «Рак у ребенка, ужас, ужас, смерть». А сейчас спокойно говорят: «Ну да, это онкологическое заболевание, оно лечится». И вот первое: у всех стало это на слуху, а второе — онкологии стало больше в популяции. Я думаю, что следующая фаза будет, когда мы все начнем говорить, что рак можно вылечить в России и необязательно собирать деньги и ехать в клинику за границу.

— А внешних факторов, влияющих на заболеваемость, нет?

— Внешних факторов нет. То есть если построили завод с трубой возле дома, от этого дети не заболеют. Что действительно может повысить риск — если мама во время беременности или сама курит и пьет, или рядом папа, который курит и пьет. У таких пар точно риск выше, это доказано. Точно будет риск повышенного развития, например, нейробластомы. Второй фактор — папиллома-вирус (вирус папилломы человека (ВПЧ), который может вызывать разные формы злокачественных новообразований — от рака шейки матки до рака полового члена. — Прим. ред.). Сейчас с этой проблемой стараются бороться, проходит кампания по вакцинации среди девочек и так далее.

— Какие дети больше подвержены риску?

— С годами повышается процент заболевших онкологическими заболеваниями среди маленьких детей, которым всего месяц, например. Почему эта проблема вдруг появилась? Что, все болеть стали? Нет. Чем лучше работает служба перинатального центра, тем больше таких детей с злокачественными опухолями будет в раннем возрасте. Почему? Потому что раньше в основном детки в возрасте 30 недель, то есть недоношенные, с такими проблемами умирали. А сейчас их выхаживают. Но так как эти дети незрелые сами по себе (они не дожили в утробе мамы), у них выше риск злокачественных новообразований. И поэтому чем лучше работа службы выхаживания, тем больше вот этих онкологических заболеваний у деток, которые подверглись выхаживанию. Это на самом деле не ужас, их можно и нужно лечить.

— А что касается летальных исходов?

— В основном причины неудач — рецидивы заболевания, но это не связано с некачественным лечением, просто есть действительно такие формы, которые пока не удается вылечить. Но если ребенок умирает от рецидива, это значит, что он не умирает от других проблем, например, от инфекционных заболеваний. То есть как бы это ни звучало, но это говорит о высоком уровне лечения.

— А как изменилась выявляемость онкобольных?

— Служба продвинулась, в том числе и по параметрам выявляемости. Это не только и не столько работа детского онколога. Он уже конкретизирует и ставит диагноз. Это всё-таки врач-педиатр, родители и даже, если это подросток, то сам пациент. Первичная диагностика — заподозрить заболевание — это должен сделать врач-педиатр, офтальмолог, детский хирург. Поэтому мы говорим им: посмотрите на первые признаки заболевания. Посмотрите там, что нужно сделать, куда отправить. Познакомьтесь с вашим главным специалистом — детским гематологом, детским онкологом. Это тот, с кем вы должны лечить этих пациентов. Понятно, что химиотерапию педиатрам никто не заставляет поручать, но первые признаки онкозаболевания должен дать знать этот врач. И, конечно же, так как выздоравливает 80 процентов, а в ряде случаев даже 95, эти дети потом возвращаются на участок к педиатру. Они же не живут в каком-то вакууме. Они так же учатся, как и другие дети. И мы очень рады, что с каждым годом педиатров, кто больше не боится детей с онкологическими проблемами, становится больше. Когда я начинал работать в медицине, педиатры буквально бежали от таких детей, были какие-то странные страхи, кто-то думал, что раком можно заразиться и так далее.

— Какой самый распространенный вид рака?

— Чаще всего детки болеют острыми лейкозами. Это, как раньше говорили, белокровие, или рак крови. Чаще встречается так называемый острый лимфобластный лейкоз. К счастью, это одно из наиболее вылечиваемых заболеваний. То есть если 30–40 лет назад практически фатальная ситуация была, то сейчас вылечиваемость 95%. К большому сожалению, конечно, есть определенный процент и неудач. В основном это действительно рецидивы заболевания, потому что часть деток плохо отвечает на лечение. Это особенность такая опухоли. Но с годами появляются новые препараты, и если даже 5 лет назад не было клеточной терапии или специальной иммунотерапии, то сейчас есть. Не знаю, увидим ли мы на своем веку препарат, позволяющий достичь 100%-ной вылечиваемости, но мы стремимся к этому.

— Вы в своем докладе говорили, что выживаемость маленьких детей как будто бы выше, чем у подростков старше 16 лет. Как это возможно?

— У маленьких детей есть уникальный феномен: опухоли у пациентов, которым еще нет и года, могут дозревать. И иногда в ряде случаев, но это очень и очень редко, злокачественное новообразование со временем становится доброкачественным и можно даже химиотерапию не давать. И в целом, если сравнить подростка и ребенка, например, 4 лет, то малышу проще переносить химиотерапию, чем подростку и тем более взрослому. Потому что силы организма у таких маленьких детей, кажется, действительно безграничны.

— Сейчас такая обстановка непростая. Как политическая ситуация сказалась на лечении детей?

— Есть отдельные моменты, которые мы пытаемся решить. Но это прямо совсем эксклюзивные вещи. В целом врачи героически решают все трудности вместе с правительством, министерством, фондами и так далее.

— А какие это трудности? Ищете альтернативу иностранным лекарствам у отечественных производителей?

— Необязательно у отечественных, то есть часть альтернативы — у отечественных производителей, часть — у стран, кто не принимает участие в санкциях.

— Правда, что фонд «Круг добра» в дальнейшем будет закупать лекарства для больных детей с запасом, чтобы пациенты не ждали помощи долго?

— Такие планы действительно есть, думаю, что в ближайшее время вопрос решится и будут формироваться запасы. Это важно, потому что иногда надо начать лечить ребенка уже сегодня, а сейчас для «Круга добра» нужны документы, чтобы всё было правильно оформлено, успеть закупить. И вот потому и важно, чтобы был запас. Тогда лечение уже можно начать гораздо быстрее, а препарат каким-то образом потом компенсировать. Просто существуют категории пациентов, у которых есть месяц на ожидание, а есть те, у кого гораздо меньше времени. Еще один пример. Если сейчас для получения каких-то эксклюзивных препаратов пациенту нужно лететь в какой-то федеральный центр, то после новой меры это делать будет не нужно. Зачем, если препарат будет в Тюмени? Понятно, что всё будет проще и доступно.

— У нас в Тюменской области остро стоит вопрос с нехваткой детских онкологов. Эта тенденция по всей России или только нам не повезло?

— Не повезло всем, потому что непопулярная профессия, не все готовы к ней. Но чтобы появились детские онкологи, шаги, конечно, делаются. Самый главный — это то, что служба объединяется в одно место, концентрируется на базе областной больницы. А второе — департамент здравоохранения делает правда многое, чтобы обучить специалистов. Мы уже помогаем и продолжим помогать в этом смысле. Честно сказать, не напрямую коррелирует количество детских онкологов или детских гематологов с оказанием помощи. У нас было несколько моментов, когда все из Тюменской области детки проходили лечение в центре Блохина, то есть их к нам перенаправили из-за своих организационных трудностей. Но сейчас будет попроще с одним отделением. Я думаю, что острота процесса явно уйдет. Спасибо тем, кто принял окончательно такое решение.

Напомним, в Тюмени тоже пациенты жалуются на дефицит врачей. Например, оказалось, что на весь город у нас только один детский онколог. И когда он ушел в отпуск, пациенты были вынуждены ждать. Как выкручивались в департаменте здравоохранения — читайте в нашем предыдущем материале.

У главы Ассоциации тюменских медсестер есть своя версия, почему в регионе не хватает медиков, несмотря на то что медуниверситет каждый год выпускает новых врачей.