«Мама, найди меня, помоги мне». Тюменка ищет пропавшего в СВО сына — она узнала его на видео с ранеными военными

— Говорят, мечты сбываются, — произносит Эльвира, судорожно снимая упаковку с коробки конфет с предсказаниями. И продолжает. — Мы и туда долбимся, и туда. И в Ростов я ездила, и в Молькино. По больницам в Луганске и Донецке ходила, морг обошла. Представьте, там бомбят, а я сына ищу, потому что никто больше не ищет.

Эльвира говорит быстро и с такой же скоростью достает из папки бумажки, выкладывает их на стол. Это обращение в военкомат, это письмо в воинскую часть, это — в Минобороны, это запрос в прокуратуру, а это — к уполномоченному по правам человека. Но сколько сообщений еще было отослано в электронном варианте.

Со дня, как пропал Рафаэль Каипов, прошло больше двух месяцев. Он не вытерпел заключения в СИЗО и подписал контракт. В день своего 20-летия, 1 августа, сел на борт военного самолета и улетел. После на связь Рафаэль выходил лишь однажды. О том, что сын числится без вести пропавшим, Эльвира узнала не сразу, а лишь после того, как приехала в воинскую часть. Женщина случайно нашла видео. На кадрах — раненый молодой человек, который, как она уверена, и есть Рафаэль. Этот ролик — единственное доказательство того, что ее сын жив. Единственное доказательство и почти последняя надежда.

Рафаэль мечтал о машине, как и любой мальчишка. Когда ему исполнилось 18, родители не стали мелочиться и купили ему Kia Optima. Такое авто не осталось без внимания у друзей юноши. Один из них предложил вместе съездить в Курган, поразвлечься. Но в один из вечеров к компании молодых людей пристали двое мужчин.

— Подошли двое пьяных мужчин, одному 45, другому 30, — рассказывает мама Рафаэля Эльвира. — Говорят: «Вот лохи приехали городские, давай машину заберем, явно не его». Один бить начал, а другой хотел ключи забрать. Но Рафаэль его от себя оттолкнул, а тот упал на камень. Получил черепно-мозговую и два с половиной месяца лежал в коме. Врачи сначала так и сказали, что он труп, завтра умрет. Но мы его вымолили, ходили в церковь, ставили свечки.

Мужчина всё же пришел в сознание. Рафаэль сказал, что в драке участвовал лишь он один, чтобы избежать более суровой статьи. Целый год он ходил на допросы, следственные действия, но после того, как в дело пришел новый следователь, всё кардинально изменилось. Статью переквалифицировали, и Рафаэля вместе с двумя друзьями отправили в СИЗО, где он провел несколько недель.

— Он эмоционально неустойчивый у меня сам по себе. А когда его закрыли, он увидел эти решетки, и у него поехала крыша. Стал бросаться, кричать, начал сокамерников обзывать, они его били. Он вышел оттуда вообще неуравновешенный. Бросался с моста. В СИЗО решил подписать контракт. Я ему говорила: «Рафаэль, не надо, ты же не хочешь на [СВО], давай лучше сядешь, черт с ним! Отсидишь сколько положено». Но он сказал, что даже 6–7 лет сидеть не будет: «Я сидеть не смогу. Или они меня убьют, или я их убью. Я их точно убью, мама».

После того, как Рафаэль подписал контракт, он пять дней провел дома. Эльвира всеми силами пыталась помочь сыну, договориться, чтобы 19-летнего парня не отправляли в зону боевых действий, обезопасить его.

— Он как сломанная машина, — уверяла Эльвира военных. — Что он там будет делать? Там командир разве будет вот это терпеть? Но машина уже закрутилась, он договор подписал, и обратного пути нет.

1 августа, в день своего 20-летия, Рафаэль сел на борт самолета в Екатеринбурге и улетел в Краснодар, Молькино. А оттуда попал в ДНР.

Рафаэль выходил на связь с матерью всего один раз — телефон после распределения забрали, как и другие вещи. В коротком разговоре он успел лишь похвастаться надежным бронежилетом, который ему подарил кто-то из военных, и назвал свой позывной — Ронин. Больше данных он не оставил. Командиры запретили говорить номер части в ДНР, направление и номер жетона. Эльвира узнала их лишь тогда, когда приехала в Москву за помощью в поисках сына.

О том, что происходит с Рафаэлем на Украине, женщине удавалось узнать через сослуживцев, которые также были на отправке. Но связь с ними долго поддерживать не удалось.

— Один сослуживец потом рассказывал, когда Рафаэль пошел на первое задание и начали бомбить, он лег, руками голову закрыл и орал «Мама, помоги», — со слезами в глазах говорит Эльвира.

Несколько раз в неделю женщина звонила в часть в Молькино. Там ее заверили, что Рафаэль в строю, служит в штурмовой роте. Сам он на связь не выходил, не было никакой информации о нем, и мать начала беспокоиться. На горячей линии Минобороны и в части молчали. Неизвестность тянулась несколько недель до тех пор, пока женщина случайно не наткнулась на видео, снятое на борту вертолета. На кадрах было видно несколько раненых вместе с сопровождающим военным. Один из раненых, на котором пару раз останавливается оператор, лежит с частично забинтованной головой в почти бессознательном состоянии.

— Я как увидела, со стула упала прямо. Вот. Вот он летит, — показывает мне видео Эльвира, нервно листая экран. — Посмотрите, вот глаза безумные его. Посмотрите, сколько страха в них. Безумный взгляд. Здесь же видно, что он контуженый, из ушей кровь идет. Лежит и не понимает: «Кто я? Где я?»

Эльвира уверена, что на кадрах не кто иной, как ее сын. Она тщательно разглядела каждую деталь и нашла ей объяснение: вот татуировка на плече, которую Рафаэль начал сводить, вот, несмотря на молодой возраст, глубокие морщины на лбу, вот искривленный нос после увлечений боксом, густые брови, ровная челка. О том, что на кадрах с борта вертолета в беспамятстве лежит ее сын, Эльвира не сомневалась.

Больше не став ждать ответа от военных, женщина купила билеты и прилетела в Краснодарский край, в Молькино. Только там она узнала, что Рафаэль с 1 ноября числится без вести пропавшим. Оттуда женщина уехала в Ростов, где находится распределительный центр. Ей сказали, что всех раненых из Луганска и Донецка сначала отправляют туда. Но ни в сотнях больниц, ни в моргах Эльвира не нашла сына. Многие госпитали просто не ответили на запросы.

— Он не вспомнит себя. Может, эта контузия год продлится или полгода. А может, это не контузия, а амнезия. Может, он вообще никогда маму не вспомнит. Он так и будет, что ли, валяться по этим больницам? Оказывается, очень много там контуженых, которые не опознаны. Они так и лежат. Я сразу командиру сказала: «Найдите город хотя бы, а я поселюсь там и каждый день, сколько мне понадобится, буду ходить в каждую больницу, стучаться и показывать фотографию». Мне всю Россию-то не объехать. Я в Луганске была, в Ростове была, в Краснодаре была, в Москве в приемной у президента была. Куда мне еще ехать, я не знаю.

— «Всё, мы вашего ребенка потеряли». Командир так и сказал. Он что, иголка, что значит потеряли? Спрашиваю, вы искать собираетесь? Он сказал: «Искать я не буду. Через полгода подам в суд. Если он живой, сам найдется в больнице. Если в плену, мы когда-нибудь узнаем. Если погиб, тело вам оттуда вывезут и когда-нибудь вам передадут. Так что через полгода я выйду в суд, спишу его со своих плеч, и до свидания». Всё. А мне за полгода надо доказать, что мой сын жив, — пересказывает диалог с военным тюменка.

Чтобы начать поиски молодого человека с видео, сделать запросы в санавиацию, найти военный борт, автора ролика, сопровождающих или другие хоть какие-то зацепки, Эльвире нужно сделать экспертизу опознания по фото. Ее требуют военные. Такой анализ стоит 15 тысяч рублей. Сама же Эльвира честно говорит, половина тех, кому она показывает видео, не узнают в раненом парне Рафаэля. Но сама мать говорит, совпадает каждая деталь. Да и интуиция ей подсказывает, что сын жив.

— Я засыпаю и просыпаюсь с этим видео, я с ним разговариваю. Ночами во сне вот открывается видео на этом моменте, где его глаза, которые просят: «Мама, помоги мне, мама, найди меня». Я чувствую, что это он. Я уверена, что это он.

До этого мы рассказывали историю Станислава Гезенко. Больше полугода его сестра билась в закрытые двери и пыталась узнать, что произошло с военным, связь с которым внезапно оборвалась еще осенью 2023 года. Надежду на то, что Станислав жив, в нее вселила ошибка военных. В это время тело брата и других погибших больше полугода не могли эвакуировать из серой зоны.

Другой тюменке Анжелике Толмачовой за два года поисков четыре раза сообщали о смерти сына. Но у женщины всё равно оставалась надежда, что он жив. Она искала его всё это время, пока в январе 2024-го в администрацию Тюмени не сообщили: «ДНК матери совпало с останками». Тело Артема доставили 28 февраля в закрытом цинковом гробу и похоронили в Тюмени.