Про ресторан «Русь» и похороны криминального авторитета. Большое интервью с экс-мэром Тюмени

Первый мэр Тюмени Степан Киричук не так давно вернулся из Москвы, где долгое время представлял Тюменскую область в Совете Федерации. Теперь легендарный тюменский политик работает обычным депутатом городской думы и занимает небольшой кабинет на 8-м этаже мэрии, неподалеку от своего прежнего рабочего места. Какой он нашел Тюмень спустя 14 лет отсутствия, как вспоминает годы мэрства и чего больше всего боялся в 90-е? Читайте откровенное интервью со Степаном Киричуком.

— Вы уехали в Москву в 2005 году и вернулись в 2018-м. У вас не возникло ощущения, что вы вернулись в какой-то другой город?

— Полное ощущение! Я уехал из моей Тюмени, а приехал в нашу Тюмень. Когда я уезжал, стиль управления и работы был совершенно другой. Раньше наряду с рыночными механизмами управления продолжали оставаться административные рычаги. Я собирал директоров, объяснял, что надо делать: чистить, поддерживать, елки украшать.

За то время, пока меня не было, всё изменилось — и с моим участием, я же принимал и разрабатывал федеральные законы. Я перестраивал систему государственного и муниципального управления. И перестроил до такой степени, что она мне показалась какой-то не моей. (Смеется.) Новая и непонятная система. Первое время меня это раздражало, я даже думал, что голосовал неправильно. Но хватило мудрости у окружающих — и в администрации области, и в областной думе, и здесь у нас (в городской думе. — Прим. ред.), и в городе — не осаживать меня, а эволюционно подвести к тому, что сейчас более правильное время, время принятия решений не умным и правильным мэром, а коллективом. И этот коллектив — не исполком или административный совет, а люди, жители города. Они принимают решения (на публичных слушаниях. — Прим. ред.), а ты их оформляешь. И начинаешь понимать, что, по большому счету, мы создали систему управления лучше, чем та, которую я оставил.

— Приведите пример, как было раньше и как стало сейчас.

— Например, я никогда не спрашивал никого, как принимать бюджет. Сам знал, где будет — школа или еще что-то. А сегодня бюджет проходит публичные слушания.

— Но это же просто формальность.

— Нет! Формальность заключается только в оформлении протокола: что-то можно учесть, а что-то можно не учесть. Но надо объяснять, почему ты это не берешь. А настойчивость и энтузиазм людей, участвующих в публичных слушаниях, больше, чем кажется начальникам. Они не остановятся, если ты их не замечаешь, они завтра придут, послезавтра, доконают, чтобы ты принял нужные решения. Нужно только, чтобы они были обоснованными, а не просто горлопанством.

Я сейчас депутат по 10-му избирательному округу, это Зарека. У нас есть две зоны, которые нужно сделать. Одна — маленькая, даже говорить не буду. Вторая — вдоль Солнечного проезда, длинная пустая полоса. Она отведена под скверы и зоны отдыха. Там сейчас ничего нет: стоит столб с табличкой «Выгул собак» и четыре палки. Надо делать что-то вроде экопарка. Разве я не могу договориться с нынешним главой администрации, чтобы это сделали? Могу. Я же его сумею убедить. Он скажет: «Ладно, Киричук столько отработал, давай учтем его просьбу, сделаем». Разве я депутатов не смогу убедить, чтобы они проголосовали? Могу! Но нет, потому что закон, который я принял, предписывает, что решения по созданию комфортной среды могут быть приняты только на основании городского обсуждения. Только в 2021 году начнут делать проект, там будет красиво, спортивные площадки, зоны отдыха.

Сейчас приветствуется невмешательство в хозяйственно-оперативную деятельность предприятий. Раньше мэр много общался с руководителями предприятий, я, например, в свое время говорил директору моторного завода: «У нас марафон будет, нужен приз, купите машину, мы напишем, что приз — от моторного завода». Сейчас такое сказать нельзя, к мэру сразу прокурор придет.

— Вы ведь единственный мэр в Тюмени, который избирался?

— Выбирают всегда: и в советские времена, и сейчас. Нынешнего главу города мы (депутаты городской думы. — Прим. ред.) избирали.

— Но вас избирали всенародно. Кроме вас, в Тюмени люди больше никого мэром не избирали?

— Пока нет. Я три раза избирался. Потом обсудили с Сергеем Семеновичем (Сергей Собянин — бывший губернатор Тюменской области. — Прим. ред.), решили, что мне уже хватит. (Смеется.)

— В четвертый раз избрались бы?

— Спокойно! Но это не надо. Я думаю, что два срока — это нормально. Может, не по четыре года, а по пять — это вполне достаточный срок на избранной должности.

Я открою вам тайну ощущений. В армии ты должен одеться, пока спичка горит. Говорят, это равно 45 секундам, мне в армии лейтенант Файзулин зажигал. Первые годы работы мэром Тюмени при звонке ночью я одевался в эти 45 секунд и выбегал, чтобы ехать на то или другое ЧП. Не потому что другие не справились бы, ноги сами туда несли. Лет через 5–7, когда мне звонили и говорили: «Степан Михайлович, на Широтной прорвало теплотрассу (в минус 31 градус), 21 дом остался без тепла, но туда уже поехали», — я мог положить трубку и уснуть. Но это уже не мэр! Я, конечно, могу объяснять на телевидении, что у меня выработана система управления и все знают свои обязанности, что у меня профессиональные управленцы и они знают, что делать: трактора подходят, экскаваторы подлетают, труба подвозится. Туфта! Если тебя не подняло, когда у людей отключилось тепло, — это уже не мэр.

— Вы испытывали кайф от этой работы?

— Очень большой кайф! Скажу так: студенчество, армия и мэрство — это лучшие годы моей жизни. Всякое было: удачи, неудачи. В студентах мне нос сломали — решил в парке погулять. В армии я перенес страшнейшую операцию — простыл и половину легкого потерял. В мэрию вошел черный и кудрявый (цыгане в табор приглашали), а вышел — совершенно белым. Но я не жалею, это самые лучшие годы. И вообще служить — очень и очень почетно. Я понимаю офицеров. Я — человек гражданский, не люблю оружие, стрелять, у меня не вызывают энтузиазма бои, я не милитарист. Но мэрство — это тоже служение. Если ты здесь научишься служить, то тебе будет хорошо и не стыдно.

Надо полюбить тех людей, которые тебя избрали. А еще больше — полюбить тех людей, которые голосовали против тебя и не скрывают этого. Это ужасно важно! Сделать это очень сложно — не хочется, мешают они. Ты про цветы, а они — про горячую воду. Ты им о планах и перспективах, а они — ребенка одеть в школу. Ты им о высоком, а они тебе — об обыденном. Надо любить человека. Вот я люблю тюменца за любую мелочь. Тюменец? Я уже его люблю. Абсолютно всё равно, правильный ли он или неправильный! Только мэрство мне это дало. Никакие учебы, нравоучения, партийная принадлежность и так далее.

— Расскажите, как менялась Тюмень в начале 90-х? Какой бизнес появлялся первым?

— Автосервисы пошли: клапаны регулировать, шиномонтаж, вот это всё. Но первое, что было, — это огромное количество киосков в Тюмени. Требования любые: что нашел, то и сделал. Даже металлические киоски варили, ночное окошечко для продажи должно было быть таким, чтобы только бутылка проходила, чтобы не мог никто туда забраться, к девочке, которая там сидит внутри. Я бывал в таких киосках, разговаривал с продавщицами. Им там было страшно: сидеть в железном ящике и торговать сигаретами, водкой и жвачками. Этот бизнес заполонил всю Тюмень. Киоски, клетчатая сумка, товары бог знает откуда, в основном — из Китая.

Поезд Пекин — Москва на вокзале блокировал всё! Задерживались другие поезда. Пассажиров не выпускали, они из окон высовывали, хватали, деньги какие-то туда давали. Обманули или нет, неважно.

Вся трагедия в том, что производство начало закрываться. Многие заводы перестали получать заказы. Вот завод автотракторного электрооборудования, ныне не существующий, производил продукцию для Казахстана и Белоруссии. А потом просто перестали заказывать. Пришел в мэрию директор Владислав Петрович Загваздин, пойдем, говорит, покажу тебе, до чего ты доуправлялся. Привел меня туда. Всё, что можно заполнить на заводе, заполнено магнето и реле в коробочках. И заказов нет. Надо встречаться с людьми. Я по привычке в красный уголок — там никого нет. Пришли в курилку человек на тридцать: лавки стоят, плевательницы и мужики в напряжении. Ладно, у меня была пачка сигарет с собой (я курил тогда), достал и начал раздавать. Мужики взяли, закурили. Очень тяжелый был разговор.

И тогда же — 1992 год, Борис Николаевич Ельцин, наш первый президент, пишет указ о свободе торговли: торгую чем хочу, где хочу, когда хочу. И всё — семечки, кругом семечки! До сих пор у «Прогресса» на Республики никто не может остановить эту торговлю. Она с того времени началась, и как прилипло!

— А в сфере общепита: рестораны, кафе, как всё это начиналось?

— Система питания, как и система торговли начала 90-х, основана на советской системе. Очень хороший фундамент был. К 90-м годам в Тюмени возник Фонд социальных инициатив. Его возглавлял Виктор Строгальщиков (ныне писатель, известный журналист). Когда я появился в Калининском районе в 1990 году (возглавил райсовет. — Прим. ред.), а потом в городе — в 1991 году (возглавил горсовет. — Прим.ред.), то эти люди уже приходили и предлагали поддержать то или другое начинание. Помещение кому-то дать или выдать ссуду на приобретение оборудования. Что только не покупали! Маленькие аппараты для изготовления блинов. Они даже на улицах в некоторых местах стояли, вдоль Горсада, например. У Валерия Караева была пельменная на Республики и кафе «Арт-Бульвар» на Ленина — Первомайской, там уже можно было взять что-то навынос в бумажке. Кафе «Елочка» на Луначарского, на углу. Тогда было очень много ведомственного, например, деповская столовая на Привокзальной, она была круглосуточной, и туда после 8 вечера ездили поесть милиция, пожарные машины. Почему-то всё вкусное было, может, были молодыми и всегда кушать хотелось! (Смеется.)

— Один из самых знаменитых ресторанов 90-х — это «Русь». Сейчас про него уже многие забыли, а вы каким его помните?

— Его приватизировали одним из первых в городе. Да, это загадочный ресторан, там собирались достаточно интересные личности, скажем так, обсуждали вопросы зарабатывания денег.

— Криминального характера личности?

— Тогда так не называли. Время другое было. Когда-то картошки в России не было, пока Петр не привез, а сейчас мы даже не знаем, как без нее блюдо приготовить. Эти люди, к которым мы сейчас применяем слово криминальный, пытались как-то найти свое место. Не у каждого хватало знаний, а некоторые были очень образованные люди. На этом же восьмом этаже (в здании мэрии на Первомайской. — Прим. ред.), в другом кабинете, где я 13 лет находился, появлялись люди, которые просто говорили: «Михалыч, вот всё есть, машину купил, жену одел, на курорт езжу, бабок черт знает сколько! Куда деть, куда вложить, помоги!» Я тоже не знал, куда можно вложить, но всё делалось где-то спонтанно, где-то случайно, где-то вопреки.

— Ресторан «Русь» в свое время считался очень опасным местом в Тюмени, там чуть ли не людей убивали.

— Я на убийства не ездил, подтвердить не могу. Но, да, ресторан с дурной славой. По большому счету, хорошо, что он закрылся.

— Жители соседних домов жаловались на ресторан городским властям?

— Сейчас жалуются больше, например, на запахи от пирожков. Есть один дом на Мельникайте, откуда просто вал жалоб. Роспотребнадзор с нашим департаментом по защите прав потребителей и торговли занимаются этим вопросом. А тогда на ресторан «Русь», я думаю, боялись жаловаться. Но людей, которые жили рядом, не пугали, как можно из нашего разговора понять, типа мы тебе голову оторвем! Нет, они имели свои привилегии, кому-то сто граммов, кто-то мог зайти, то есть отношения по-разному выстраивались.

Как-то, уже после возвращения из Москвы, я со своими близкими остановился на Червишевском кладбище, мне говорят: «Степан Михайлович, вам нужно книжку написать». Это о памятниках, которые там стоят. Может, и надо, может, по моим воспоминаниям кто-то бы и написал. Можете себе представить, что около 15 лет мама ходила на могилу каждый день к одному из парней, которые там лежат. Он тоже бывал в «Руси». Сейчас бы эти люди были востребованы: парни из «Руси» 90-х годов сегодня могли бы приносить пользу обществу. Просто тогда мы — власть имущие, общество — не могли им показать направление. Здесь вина и общества, и начальников. Есть книга, написанная свердловским автором, про тюменскую «Десятку». Это называлось «Десятка». На Мельникайте было фотоателье № 10, там раньше стоял знак, эти ребята там собиралась.

Такая история была — один из этих парней погиб от рук наемного киллера, которого сюда привезли из Кургана.

Сюда в это здание (здание мэрии. — Прим. ред.) пришли люди в спортивных костюмах, тогда это было модно. В приемной дежурила Татьяна Хамзеевна, невысокая такая, очень исполнительная. Они ее просто внесли в кабинет. Татьяна Хамзеевна их не пускала, так один из парней просто взял ее под руки, внес в кабинет и переставил. Остальные зашли ко мне, человек семь. Тогда начальником милиции был генерал Башарин, он сказал, что по городу с траурной церемонией нельзя. Ну и парни пришли: «Шеф, ты чего, такого хороним и по городу не провезем?»

Я с их представителями ходил в УВД. Они оставили в моем кабинете кое-что, что режет, стреляет и так далее. Надо было видеть — что появилось на столе! В общем, договорились, определили маршрут. И потом я сидел в милицейской машине на кольце Дома Обороны и смотрел, как идет эта процессия. Я должен вам сказать, что было очень жутко! Я вроде был защищен, на меня даже пытались надеть бронежилет, но я очень некомфортно себя чувствовал.

— После таких встреч не возникало желания уйти в отставку и уехать жить на дачу?

— А мне никто не угрожал! Я был на службе, я мэр города, и у меня были свои обязанности, я делал так, как предписано. Покупаться-продаваться, быть предателем — это нигде не ценится. Я ко всем относился одинаково, как к бабушкам, торгующим семечками и носками, так и к тем, кто открывал большие рестораны: никогда не вступал ни в какие сговоры. Может, поэтому я до сих пор и хожу спокойно по улицам (тьфу-тьфу-тьфу).

— Как вы сейчас вспоминаете 90-е?

— Я вспоминаю их как очень тяжелые годы перехода. Я не уверен, что надо было так переходить — просто порушить эпоху социализма. В один день объявить, что будет не так, и уйти в неизвестный омут. По большому счету, в этом всем никто не умел плавать. Мы, даже не напрямую, а опосредованно, получали инструкции от реформаторов в Москве о том, как надо рыночную экономику устраивать. А они были очень далеки от реальной жизни, во-первых, молодые, а во-вторых, дерзкие. Ну что значит закрыть завод? Муж не ходит на работу, день-два терпит, потом с соседом напились, жена сделала замечание, в ответ — в лоб! Трагедия же. Тяжелейший период. Но в Тюмени он был всё-таки легче, чем в других городах. У нас очень многофункциональная экономика, у нас хорошо работал «Сибнефтепровод» (сейчас «Транснефть»), он платил налоги живыми деньгами, то есть купюрами, и деньги были. Так что мы могли хотя бы и с задержкой, но выплачивать заработную плату бюджетникам. Пенсии платили и даже деньги в пенсионный фонд давали.

— А хорошее было что-то?

— Люди были сплоченные. Я каждую неделю общался с людьми, в один день утром на радио, в другой — вечером на телевидении и минимум две встречи в коллективах. Так работали все чиновники мэрии и районные чиновники тоже. Мы были в гуще людей. Мы их слышали, иногда очень нелестные отзывы. Всё, что могли, то делали: ремонтировали теплотрассы, как-то пытались ямами заниматься, мусорками.

Вы же знаете, как китайцы говорят: не дай вам бог жить в эпоху перемен. Мы прошли это время. Мы в 90-е годы, жители Тюмени и управленцы, заложили или сохранили ту основу, на которой сейчас развивается Тюмень. Не было бы нас в то время, не было бы того, что есть в Тюмени сейчас. Что-то и появилось же. Сбербанк до сих пор стоит, «Кволити-Отель», «Президент-Отель», новое здание МТС, всё это в 90-е построили. Каждый год минимум одна школа, в то время только Москва, Санкт-Петербург и некоторые города Сибири позволяли себе такое. В центре страны ничего не строилось. А мы пытались делать. Время было очень хорошее с точки зрения приложения ума, силы, энергии для того, чтобы создавать. Время служения. Я пытался служить. Мне кажется, я служил.

— Степан Михайлович, последний вопрос, как считаете, Тюмень — уже миллионник?

— Нет. Говорят, официально где-то 850 тысяч. Скорее всего, Тюмень станет миллионником, это необратимый процесс. Но мне кажется, что мы еще не готовы — город и инфраструктура. В 6–7 часов вечера в сторону микрорайонов не уехать, в 8 часов утра оттуда не уехать. Хорошо, что сделали окружную дорогу. Теперь мы можем убрать транспорт, который идет на Омск, Сургут, Свердловск. У нас очень узкая улица Республики, надо смотреть следующую улицу вдоль Туры. Надо думать, как поперек ездить. Попытались на Мельникайте сделать больше полос, но в сторону железной дороги, где кардиоцентр, — полный тормоз. Надо развивать дальше. По численности мы можем быть миллионником, но по инфраструктуре — пока нет. Думаю, за полтора десятка лет, к 2030 или 2035 году можно будет всё исправить.

Напомним, осенью 2018 года Степан Киричук избрался депутатом городской думы как самовыдвиженец. В том же году двуглавая система управления в Тюмени сменилась единоначалием. В 2016 году разразился скандал вокруг диссертации Степана Киричука. Сенатором от Тюменской области его назначал еще Владимир Якушев.