Ада Роговцева, народная артистка СССР: «Я герой от бога, потому что терпелива»

В 18 лет Ада Роговцева стала сталинской стипендиаткой, в 23 года – заслуженной артисткой Украины, в 30 – народной артисткой республики, а в 40 – народной артисткой СССР. Она олицетворила собою красоту и женственность в отечественном кинематографе. О том, легко ли быть легендой советского кино, почему актрисы не должны иметь детей и почему им с мужем никогда не давали совместных ролей, Ада Роговцева рассказала в интервью нашему изданию.

– Ада Николаевна, правда, что когда вы родились, вас хотели назвать Людмилой?

– Да, и долго это обсуждали. Папа и мамин брат дядя Ваня пошли меня записывать в ЗАГС. Шли от ларька к ларьку, по дороге выпили по паре кружек пива. И так как они были людьми в общем-то непьющими, для них этого было достаточно. Дойдя до ЗАГСа, они не могли вспомнить, как меня решили назвать на семейном совете. На тот момент дядя Ваня встречался с девушкой по имени Ада. Он предложил папе это имя, и папа возражать не стал. Там меня и записали – «Адда», с двумя «Д». Дома мама пришла в ужас, разрыдалась и отправила их обратно, чтобы хоть одну «Д» зачеркнули.

– А в кого вы такая… милая? Вы похожи на маму?

– Наверное. Мама у меня была волшебная, тихая, спокойная, трогательная. Знаете, есть люди, про которых говорят, что они не умеют быть злыми. Вот моя мама была такой. Она совершенно не умела ругаться, не умела хмуриться, не умела делать замечания. Ей казалось, что если она сделает замечание, то посягнет на свободу человека. Она только тихонечко ретировалась и грустнела. Она прожила 54 года. Пять лет из них была парализована, прикована к постели…

– Ваши бабушки тоже были тихими и спокойными?

– Папина мама – да. Я ее называла Белой бабушкой, потому что она было вся седая. В то время как в нашей семье все остальные были атеистами, Белая бабушка тайком ходила в церковь. Она была абсолютно безграмотной, вместо подписи ставила крестик. В старости любила футбол по телевизору смотреть. Смешная была невозможно! Мамину маму я называла Красной бабушкой, потому что она красила волосы в красно-рыжий цвет. Нельзя сказать, что они с Белой бабушкой очень любили друг друга, но дружили. Красная бабушка получала пенсию, покупала четвертушку водки, Белая разделывала селедочку и варила картошку в мундирах. А потом они садились пировать. Это случалось ежемесячно. Я прихожу из школы, а они уже «хорошие». И Красная бабушка пела и танцевала. А я ей подпевала. А Белая бабушка сидела и смотрела на нас….

– Ада Николаевна, давайте вспомним, как начиналась ваша актерская карьера?

– Она началась еще в школе. Я читала рассказ Чехова «Спать хочется» перед всем классом. Глотаю слезы, всхлипываю, смотрю в окно, чтобы успокоиться и продолжать. Ученики, учительница наша – Екатерина Владимировна – тоже плакали. Это было замечательно!

– Я читала, что первоначально вы собирались поступать на журналистику. Как же так получилось, что вы стали студенткой театрального?

– Вот так получилось. Пошла поступать без ведома родителей… и поступила. Я росла отличницей, умницей, спокойной, тихой девочкой, со мной никогда не было никаких проблем. Конечно, от меня такой выходки не ждали. Когда я поступила, моей бабушке по папиной линии Федоре Дмитриевне было 90 лет. Она перекрестилась и сказала: «Шо ж ты там робить будешь, там же така работа, што ништо не украдешь!»

– Вы поступили и встретились со своим будущем мужем…

– Да, как сейчас помню, я как раз сдавала экзамен по русскому языку и литературе. Мне попался билет «Пять принципов социалистического реализма». Но педагога позвали в телефону и она попросила Костю Петровича, который как раз вошел в аудиторию, чтобы он принял у меня экзамен. Вот он и принял. Я рассказывала ему про пять принципов социалистического реализма, а он смотрел на меня влюбленными глазами. И я влюбилась ужасно. Сразу и навсегда. А он был женат. Я его ждала. Он решился на развод и женился на мне. И прожили мы с ним 46 лет. У нас была очень трепетная, очень сильная любовь.

– Говорят, у вас была богатая свадьба?

– Да, это так. Моя мама тогда уже была очень больна, она лежала в постели. А мы поехали расписываться. Так как Костя Петрович был старше меня на девять лет и у него до меня была семья, то родители мои были в ужасе от этого брака… Так вот у нас было сто рублей. Мы купили коньяк, колбасу «Московскую», зелень, цветы, заказали такси… Костик так волновался, что закрывая дверцу машины, отбил мне мизинец. Полпальца. Я его так прилепила на место, платочком обвязала и кровью с ним расписалась. А потом мы приехали к маме. Пододвинули к ее кровати табуретку, сверху поставили чемодан и накрыли его скатерочкой. Сверху поставили всю эту еду. Так и отметили свадьбу.

– Вы считаете, что девять лет – это слишком большая разница в возрасте для супругов?

– Тогда считалось так. Все меняется. Конечно, сегодня уже и 50 лет – не разница для супружеской пары!.. Разница в возрасте сказывалась, мы были очень разные. Костя Петрович – серьезный, углубленный, философски настроенный. Я же поначалу была таким зайчиком, прыгающим мячиком, всех любила, была открыта миру и людям. Мне разница в возрасте была в помощь, а ему в нервотрепку.

– Ада Николаевна, вам приписывалось множество романов…

– Вот именно, приписывалось! Взять хотя бы «роман» с Лавровым. Меня уговорили сниматься в фильме «Укрощение огня», когда я была беременная. Я сказала, что могу им дать два месяца, а потом уже все. Проходит три месяца, четыре, пять… Я закончила сниматься, а через полтора месяца родила Катю. Пока мы снимали, Лавров был моим папой, другом, братом, я была окружена такой заботой и нежностью! Конечно, это был роман, но не грязный, а основанный на уважении.

– Говорят, чтобы сыграть любовь на экране, нужно быть хоть немного влюбленным в своего партнера…

– У меня такого не было, я в своих партнеров никогда не влюблялась.

– А они в вас?

– Это их проблемы. Однажды один из моих партнеров по съемочной площадке начал кидать на меня недвусмысленные взгляды… Тогда те, кто знал меня лучше, чем он, сказали ему: «Не надо, на таких женятся». Вот я всегда была такой, на которой надо жениться. Все остальное было бессмысленно. Всю свою жизнь я любила только одного мужчину, моего мужа, Константина Степанкова. Он был супермужчиной. Тогда еще не было понятия этого «супер», но он уже тогда был супер. Он был красив, умен, темпераментен, абсолютный бессребреник, ужасный богемщик.

– Ваш муж был тяжело болен. Когда вы об этом узнали?

– Как раз после свадьбы я и узнала, что у него открытый процесс туберкулеза. Когда об этом узнали наши знакомые, ему перестали подавать руку. Здоровались издалека, пряча руки за спину. А я чрезвычайно брезгливая, не позволявшая себе вместе с кем-то даже пить из одного стакана, никогда не целовалась с ним так запредельно, задыхаясь, вбирая все человеческое существо. Тогда, совершенно без всякой брезгливости я доедала за ним еду и облизывала ложку, чтобы он видел. Мы справились с этим недугом. И Костя Петрович потом всегда говорил, что это я его вытащила своей верой и верностью. Я всегда была рядом с ним. И когда он умирал – тоже. А умирал он тяжко, мы прошли с ним все круги ада. Когда Косте Петровичу поставили страшный диагноз рак, я умоляла врачей, чтобы они не говорили об этом ему. Я просила Господа, чтобы он его как можно дольше задержал на Земле. А наша дочь Катя просила и Бога, и ангелов, и всех: «Заберите, заберите скорее». Она его любила больше, чем я. Мы тянули до последнего, чтобы не переводить его на морфий, потому что когда переводишь человека на морфий, это значит, ты уже прощаешься с ним. Мы смотрели концерт Окуджавы, и он вдруг сел и просидел весь концерт, который длился два с половиной часа. Можете представить, как мы плакали, глядя на него. Знаете, печаль моя светла… На третий день после похорон я уже играла на сцене. Хорошо это или плохо? Думаю, ему бы это понравилось.

– Ада Николаевна, вы с Катей написали книгу «Мой Костя». Она повествует о вашей любви?

– Да, но кроме того в книгу еще вошли дневники, которые мы вели на протяжении последних трех месяцев. Женщины, которые рожают, потом долго не могут успокоиться и всем рассказывают про свои роды. Для нас кончина Кости была такой же… торжественной.

– Почему вам с мужем никогда не давали совместных ролей в кино?

– Предложения поступали разные, потому что мы служили в разных театрах. Кстати, по молодости лет я вообще частенько отказывалась от киноролей, аргументируя это тем, что работаю в театре.

– А вам ни разу не предлагали перебраться из театра Леси Украинки в какой-нибудь московский или питерский театр?

– Ну конечно предлагали! И неоднократно. Но как я могла уйти? В театр Леси Украинки я пришла и стала всеобщей любимицей. Я была младше всех остальных актрис лет на десять. И меня рвали на части, я играла как сумасшедшая. Я не имела права уходить, так складывалась жизнь. В Киеве меня держали щупальца, которых не обрубишь. Жалею ли? Не знаю.

– Бытует такое мнение, что актриса должна выбирать между семейной жизнью и карьерой, потому как баланса между ними не будет.

– Так и есть. Актрисы не должны иметь детей. Потому что их дети, как правило, несчастны. У актеров совершенно антирежимная жизнь, он никогда не принадлежит сам себе. Если у тебя вечером тяжелый спектакль, то как ты можешь прожить этот день, тратясь на кого-то из близких?.. Знаете, когда я решила рожать дочку Катю, меня пригласили сниматься в картину «Укрощение огня». Врачи сказали мне: «Надо лежать. Бегать – не дай Бог!» Я приехала на съемочную площадку и сказала, что буду сниматься, но бегать в кадре не буду. Ну, и вы видели, что я там творю? Я бегаю, прыгаю и рискую не родить свою Катьку. Так всю жизнь и рисковала…

– Как же вам удалось, делая кинокарьеру, поднять двоих детей?

– Вот так… То увязнет хвост, то ты его вытащишь.

– Кто ваши сегодняшние героини?

– У меня роли бабушек, тетушек. Я понимаю, что натура я – уходящая. Но как прекрасна уходящая осенняя натура! Сейчас надо заботиться о том, чтобы увядание было пышным. Душа обязана трудиться, потому что жизнь трудна. А от старости спасает только ранняя смерть. Нужно благодарить Господа Бога, что я живу. Тело раздражает, бесит, потому что оно стареет, болеет, но надо в чем-то находить радость жизни. Я получаю заряд энергии от связи с молодым поколением. Формально я уже больше двадцати лет на пенсии, но именно теперь стала без продыху работать и жить. Это великое счастье, когда актриса в возрасте имеет возможность играть. Я очень тоскую по съемочной площадке! Ну и кроме того, на нынешнюю пенсию не проживешь, а это все-таки приличные деньги. Да, медийные артисты сейчас получают намного больше, чем другие известные артисты. Но мы мудрые, мы понимаем свое место, свое время, и нас это устраивает. Знаете, что прекрасно в человеке, что облегчает жизнь – не завидовать и не заглядывать в чужие карманы.

– Многим кажется, что ваша семья должна быть как сыр в масле, ведь вам лично благоволит Виктор Андреевич Ющенко. Он был замечен у вас в гостях…

– Виктор Андреевич был просто моим поклонником. Еще с тех пор, когда он возглавлял банк, он часто приглашал меня почитать стихи. Он, поскольку сам художник и пишет картины, всегда тянулся к людям творческих профессий. Однажды, правда, он действительно меня одарил: на 60-летие вручил машину. Уже многим позже, когда смертельно был болен мой муж, Виктор Андреевич навестил его дома. Потом пришел на похороны и плакал у его могилы. Так что я очень ценю этого человека, за многое ему благодарна.

– Ада Николаевна, а какую страну вы считаете своей родиной – Россию или все-таки Украину?

– Ну как же вы можете спрашивать об этом?! Я родилась в далеком 37-ом году. Сколько за это время произошло со мной, с людьми, с Россией и Украиной! Но несмотря ни на что, Украина – моя жизнь, мои нервы, моя любовь. Это страна великих просторов, великих парадоксов, великой доброты и щедрости! Просто как-то так получилось, что я на Украине снималась меньше, чем в России.

– В мае этого года вы выпустили книгу. Расскажите о ней.

– Эта книга называется «Свидетельство о жизни». Я потратила на нее более десяти лет. Она должна была выйти еще летом 2012 года к моему 75-летию. Но работа остановилась из-за Костиной смерти… Я эту книгу называю «галереей портретов», потому что она о людях, у которых я училась и с которыми работала. Меня всегда окружали неординарные люди, с самого детства. За жизнь насобиралось столько разных историй, что у меня возникла потребность расшифровать свои дневники и рассказать их людям. Сюда вошли истории о моих знаменитых коллегах Олеге Борисове, Богдане Ступке, Викторе Халатове и других, о работниках сцены и костюмерах, без которых не было бы театра, о моих родных и близких. В издание включены фотографии из нашего домашнего архива… Я герой от бога, потому что я очень терпелива. Надо принимать то, что выпадает на твою долю. А на мою долю выпала и папина ампутация ноги, и папино пьянство, и мамин паралич в 49 лет, в 54 года ее уход, и туберкулез Константина Петровича, и паралич моего брата. Год назад после тяжелой болезни скончался мой сыночек Костя, актер, режиссер, поэт, ему было всего 49 лет… И я могу без конца говорить о том, что выпадало на мою долю…