Наталья Калашникова, председатель ВОГ в Тюменской области: «Глухие не могут думать, как слышащие»

Четыре года Наталья Калашникова работает председателем Всероссийского общества глухих в Тюменской области. А до этого она, сама инвалид по слуху, просто много помогала членам ВОГ, сопровождала их на мероприятиях, соревнованиях, так как является еще и профессиональным переводчиком жестового языка.

– Какие функции выполняет Всероссийское общество глухих в Тюменской области?

– Мы занимаемся защитой прав глухих инвалидов, решая практически все социальные вопросы. Проводим мероприятия, круглые столы, встречи и так далее. У нас работают различные кружки – жестовой песни, драматический и прочие. То есть, ведется еще и социокультурная реабилитация – творческая, спортивная. Решаем вопросы трудоустройства. Приходят к нас с просьбой, чтобы мы помогли позвонить работодателю, оформить необходимый пакет документов. Да даже просто помочь заявление написать – иногда это вырастает в большую проблему.

– Мир глухих по-прежнему остается изолированным? С какими трудностями сталкиваются сегодня инвалиды по слуху?

– Наша общественная организация Всероссийского общества глухих в Тюменской области сейчас выходит с предложением к правительству России о том, чтобы все программы снабжались скрытыми субтитрами, что не будет мешать обычным людям. В этом и заключается наша доступная среда. Для слепых – это звук, для колясочников – пандусы, для нас – информация. Нам везде нужны информационные табло, терминалы с кнопкой вызова переводчика – на вокзале, в аэропортах, на остановках. Нам все время предлагают писать – туда, сюда, но мы так не работаем. Пришел глухой человек, значит, ему нужно помочь сейчас. А куда он может еще пойти?

– Сложно ли таким людям найти хорошо оплачиваемую работу?

– Сложно. Глухие получают две-три тысячи, не больше. Нет для них ставок. Никто не хочет брать инвалидов на работу, предпочитают лучше штраф заплатить. Или же предлагают места в основном «черные» фирмы, где инвалиды работают неофициально – без трудовой. Говорят нашим девочкам: «Вымоешь нам пол – получишь две тысячи за это». Она моет три недели и понимает, что две тысячи – это очень мало, нужно хотя бы четыре. В результате ей вообще не платят, потому что она не оформлена.

– На какие же средства живут глухие и слабослышащие?

– По третьей группе инвалидности пенсия составляет 5400 рублей, если с ЕДВ (единовременная денежная выплата – 779 рублей), немногим больше шести. Дело в том, что если инвалиды отказываются бесплатно получать лекарства, санаторно-курортное лечение и так далее, то им положена денежная компенсация. Я советую своим брать деньгами, так как по бесплатным рецептам не всегда есть нужные лекарства. Ну хоть какая-то надбавка – не пять, а шесть тысяч рублей. Тяжело особенно приходится тем, кто имеет детей. Мы тут недавно выяснили, что 75 процентов членов ВОГ в Тюменской области имеют доход ниже прожиточного минимума. Инвалиды по слуху много чего себе не могут позволить, даже, к примеру, нормально питаться.

– А когда вы потеряли слух? Как сложилась ваша жизнь после этого?

– Человек глохнет по разным причинам – от болезни, от врожденных причин, в следствие профессиональной деятельности. Так, большинство членов нашего ВОГ потеряли слух во время болезни. Поэтому диапазон слуха у всех разный – кто-то воспринимает низкие частоты, кто-то – высокие. Есть показатель – аудиограмма, по которой видно, как человек слышит. Если потеря слуха в меньшей степени, значит, у такого человека есть шанс разбирать слова, накопить словарный запас, он будет все понимать. Есть же потеря слуха в большей степени – почти до 100 процентов, тогда, естественно, шансов понимать речь обычного человека меньше. К тому же, если ребенок к моменту снижения или потери слуха уже говорил фразами, словами, то, скорее всего, он будет говорить, общаться. То, что касается, меня, то я потеряла слух после воспаления легких в девять месяцев, когда мне кололи антибиотики. Мама считает, что мне повезло, так как уже в семь месяцев я начала говорить слова и даже фразы, и мой мозг сохранил эту слуховую память.

Мои родные заметили, что я внимательно смотрю на лицо. Когда ругают, артикуляция лучше работала, я понимала, но когда мне хотели сказать что-то обычным тоном, понимать не всегда получалось. Потом я пошла в обычный массовый детский сад, ребята были там разные, бывало, что и дразнили: «Глухая». А я отвечала: «А ты слепой». Не давала себя в обиду. Папа всегда мне говорил «Ты такая же, как и все. И я тоже не всегда все понимаю, но подхожу и переспрашиваю. И ты не бойся». Таким образом, развивалась, как и все дети. А потом уже, когда я прошла медико-педагогическую комиссию, выяснилось, что меня нужно все-таки обучать в школе для слабослышащих детей. Тем более, у мамы была такая работа, что она постоянно находилась в разъездах, не могла со мной регулярно заниматься. И ей сразу сказали, что обычно таких детей с проблемами слуха лучше отдать в специализированную школу – там есть отличные педагоги. Но в Тюменской области школы для слабослышащих детей не было, так что предложили ближайшие – в Челябинске, Свердловске. Мама выбрала Свердловск – там жила ее знакомая, которая могла проследить за мной, взять к себе в гости на выходные. Но я любила оставаться в интернате, потому что в выходные я общалась с ребятами другого отделения, где разговаривали жестами, вот у них я жестовому языку и научилась.

– Почему решили стать переводчиком жестового языка?

– Я приехала в Ленинград, а мне там сразу предложили выучиться на переводчика. Но я посчитала, что не готова работать. В училище группы были смешанными, не было разделения на глухих и слабослышащих. И меня часто просили помочь перевести на лекциях – по два-три часа подряд. Получила диплом, потом закончила еще техникум. И так случилось, что замуж вышла за человека, который тоже плохо слышит и ему нужна была постоянная помощь – оформить прописку, сходить в отдел кадров, договориться о предоставлении общежития. И мой опыт переводчика только укрепился.

– Но ваша жизнь была тесно связана еще и со спортом?

– Занималась лыжными гонками и спортивными танцами в Ленинграде и Златоусте. Появились дети, и я на некоторое время перестала им заниматься, а когда малышам исполнилось три-четыре года, они пошли в садик, и я снова вернулась в спорт. Работала спорторганизатором среди инвалидов, затем тренером-преподавателем по спорту с инвалидами. Все равно получалось по ходу, что я еще и переводила, так что специально об этой профессии не думала, жизнь так сложилась.

– Почему переводчик жестового языка считается редкой специальностью?

– Потому что не оплачивается и нет ставок. В советское время переводчики работали на предприятии, где трудились бригады глухих. Тогда производство труда и человек труда были на первом месте. В годы войны на заводах работали именно глухие, а капитализм наступил, и инвалиды стали не нужны. Естественно, как в новой России сократились все профессии, то и переводчики стали не нужны, поэтому они переквалифицировались на другие профессии. На данный момент переводчиков жестового языка в Тюмени всего шесть человек и 600 глухих. А с югом области – 10 и больше тысячи глухих.

– Это тяжелая профессия?

– Нервная, эмоционально выматывающая. Просто так обучиться переводу жестового языка человек не может. Учит сама жизнь. В прошлом году президент Путин подписал закон о признании жестового языка языком общения. И в связи с этим была открыта группа в Москве, обучающая студентов жестовому языку, они получают полноценное высшее образование. Ведь жестовый язык имеет свои особенности, поэтому вряд ли за две-три недели курсов можно ему обучить.

Например, если решать медицинские вопросы, жилья, юридические, много слов вообще невозможно перевести так, чтобы глухой понял смысл – о чем идет речь. Так, многие до сих пор не понимают, как по счетчикам рассчитывать воду. Часто ведем воспитательные переговоры с родственниками, которые просто выставляют обманным путем своих глухих бабушек и дедушек. Или другой случай – происходит автомобильная авария. Крайними становятся глухие водители, на которых наехали сзади. А в суде очень сложно переводить такие процессы. Глухой думает, что у него есть справка об инвалидности, государство и так поможет. А это не так.

– Как, по вашему мнению, можно расширить границы доступной среды для инвалидов по слуху?

– Надо думать, как слышащие, а глухие этого не могут. Особенно те, кто существует в замкнутом пространстве. А для того, чтобы расширить границы своего мира, им нужен перевод всего полностью. Нужны ставки переводчиков. У нас переводчики есть, но они нашли работу, где платят больше и меньше нервы мотают. С инвалидами ведь непросто работать – они нервные, эмоционально выматывают. Но кто будет тогда помогать? Кто, если не мы – владеющие языком жестов?