Чем ответит Южная Корея, если военные из Пхеньяна поедут в Россию. Объясняет профессор Ланьков из Сеула

Страшный северокорейский спецназ якобы уже прибыл в Россию и скоро отправится штурмовать окопы Курска или Покровска. Южнокорейская разведка сообщила о доставке 1500 военнослужащих на Дальний Восток, ожидается еще 12 тысяч. Эти супервоины разбивают бетонные плиты руками, пишут зарубежные СМИ — то ли Украину пугают, то ли себя. Почему Южная Корея воспринимает армию соседа иначе, «Фонтанка» спросила у Андрея Ланькова, востоковеда-корееведа, профессора Университета Кукмин в Сеуле, выпускника восточного факультета ЛГУ.

— Андрей Николаевич, вы говорили буквально месяц назад, что участие северокорейских военнослужащих в боевых действиях на стороне России полностью исключать нельзя. И что если это произойдет, скрыть не удастся. Произошло? Южная Корея сообщила миру о том, что 1,5 тысячи спецназовцев уже на Дальнем Востоке. Это стало информационной бомбой в Сеуле?

— Информационной бомбой, может быть, и не стало, но привлекло существенно больше внимания, чем обычные новости о КНДР. Вопреки распространенным представлениям, новости о Северной Корее в Южной игнорируют. Но не эту. Ее активно обсуждают, есть официальные заявления, что для сообщений, связанных с Пхеньяном, не характерно. По значимости эта новость может соперничать со сложными переговорами внутри правящей партии и с разбирательством вокруг получения женой президента дорогих подарков от тёмных личностей.

— Президент Южной Кореи Юн Сок Ёль провел экстренное совещание, посвященное «возможной отправке северокорейских солдат в Россию». Она названа «серьезной угрозой безопасности» для Южной Кореи и международного сообщества». Какие-то ответные действия последуют?

— Утром 22 октября прошло совещание в Совете национальной безопасности (СНБ). Первый заместитель председателя СНБ Ким Тхэ Хё сказал, что это «серьезная угроза», и предложил ответные меры. Правда, в таких заявлениях всегда следует читать, как говорится, то, что написано мелким шрифтом. Оно во многом снижает остроту сказанного: ответные меры последуют при дальнейшем ухудшении ситуации — Южная Корея рассмотрит, повторяю, только рассмотрит вопрос о поставке вооружения Украине. А она пока никаких вооружений Украине не поставляла.

— Какие это замечания или условия?

— Их три. Первое: если станет достоверно известно, что Россия в качестве, так сказать, благодарности за отправку военных окажет Северной Корее помощь в развитии ракетно-ядерного комплекса, точнее, ядерных вооружений и средств доставки.
Второе: если будет оказана помощь в развитии конвенционального оружия, представляющего особую опасность для Южной Кореи. Третье: если Россия будет оказывать содействие в разработке и запуске разведывательных спутников.
В любом из этих трех случаев Южная Корея грозит ответными мерами.

По большому счету, Южная Корея не очень обеспокоена появлением северокорейских частей на Украине — для нее прямой угрозы нет. Но что в обмен на отправку своих частей КНДР получила от России? Если это деньги, то, честно говоря, нервничать не из-за чего. Однако если Россия передала Пхеньяну виды военных технологий, которыми обычно не делится, то это Южную Корею уже напрягает.

— А дружественные взаимные визиты двух стран не означают, что Россия взамен всяких добрых дел от Северной Кореи именно технологии и может передать?

— А добрых дел пока не было. Были широкие улыбки. Вот сейчас мы увидели первый серьезный шаг со стороны Северной Кореи. До этого были банкеты и разговоры о дружбе и солидарности. Цена им примерно такая же, как любым разговорам политиков в подобных ситуациях.

— А как же 1,6 миллиона снарядов, якобы полученных Россией от КНДР?

— Кстати, да. И думаю, их больше, чем 1,6 миллиона. В Южной Корее это воспринимают как коммерческую сделку: утром деньги, вечером стулья. А ситуацию с отправкой войск воспринимают как экстраординарную. За свою историю Северная Корея никогда не отправляла заметных воинских контингентов за границу. Много посылала советников, инструкторов, бывали случаи отправки летчиков для участия в боевых действиях. Но такого, чтобы отправлять крупные пехотные подразделения, еще не было.

— Подождите, про боеприпасы. Международные наблюдатели говорят, что до сих пор их никто не обнаружил, о них только говорят. Разве могла бы Россия столько времени скрывать, что задействует северокорейское оружие?

— Во-первых, всё-таки о корейских снарядах были сообщения с украинской стороны, но к ним нужно относиться очень осторожно. Во-вторых, российские военкоры их видят, пишут об их использовании и жалуются на низкое качество. Информация есть.

— И сообщение южнокорейской разведки про войска северокорейцев, высадившихся на Дальнем Востоке, НАТО и Пентагон не подтвердили. Правда, «выражают беспокойство». Северная Корея опровергла информацию об отправке своих войск в Россию.

— Опровержениям Северной Кореи не следует особо верить, к ним надо относиться как к белому шуму. Помните, как незадолго до проведения ядерных испытаний Пхеньян заявил официально, что никакого ядерного оружия не разрабатывает и не собирается. А потом пригласил американскую делегацию и показал огромный завод по обогащению урана.

С украинской стороны сообщают о северокорейских военнослужащих в России, но это тоже можно оценить как белый шум.

Вот молчание США, Великобритании и НАТО действительно странное, оно может быть показателем того, что там что-то нечисто. Это что-то необычное, с одной стороны, с другой, я все-таки склонен думать, что опубликованная информация от южнокорейских властей в целом соответствует действительности. Хотя определенные сомнения остаются.

— Может, Вашингтон и НАТО думают, что в многотысячной российской армии хоть полторы тысячи северокорейских спецназовцев, хоть 12 тысяч погоду не
сделают? А если и допустить, что они отправятся на СВО, как и кто будет координировать их действия на поле боя? Можно подумать, в России много людей, владеющих корейским языком, в том числе среди командования.

— Да, это очень острая проблема. Маленький секрет нашего корееведения: большинство корееведов говорят по-корейски плохо или очень плохо. Только молодежь и небольшое число долго живших и работавших в стране, язык знают. Пары-тройки сотен переводчиков — маловато, тем более далеко все не смогут и захотят принимать участие в боевых действиях. Но вероятно, на эти вопросы какие-то ответы все же найдены. Одним из вариантов может быть использование корейцев, знающих русский язык. Как это ни парадоксально, в Северной Корее с переводчиками с русского дела обстоят лучше, чем в России — с переводчиками с корейского. Изучение русского языка там престижно. А если учесть, что северокорейское государство имеет право послать почти любого своего гражданина, куда захочет, то, наверное, вопрос желания или нежелания этих людей отправляться в зону боевых действий стоять не будет. И в этом случае проблемы коммуникации упрощаются: внутри подразделения все общаются на корейском языке, а где-то при командире подразделения имеется переводчик. Хотя язык — все равно проблема. Одна из многих.

— Военные обозреватели говорят, что КНДР если и отправляет своих бойцов, то не то чтобы воевать, а чтобы потренироваться в реальных боевых условиях.

— Конечно, это одна из задач: боевой опыт солдат — драгоценность для любой армии. Боевые действия между двумя крупными современными армиями не имеют аналогов за последние 70–80 лет. Какие-то военные конфликты были — в Африке, на Ближнем Востоке, но меньшего масштаба — во-первых, а во-вторых, они проходили иначе.

— Выходит, это мы доброе дело делаем Северной Корее, а не она помогает России воевать?

— В межгосударственных отношениях благотворительности меньше, чем в бизнесе.
Ты — мне, я — тебе — их основной принцип. Выгодополучатели всегда обе стороны. Если Северная Корея действительно отправляет свои подразделения, она получит как минимум деньги, еще и боевой опыт, а возможно, какие-то технологии или какие-то политические уступки, о которых мы узнаем не скоро. А Россия теоретически получает некоторое количество, предположительно, неплохих бойцов в условиях, когда надо комплектовать вооруженные силы, а желания проводить мобилизацию нет.

— А еще есть предположение, что это вовсе не спецназовцы какие-нибудь, а работники, которые поедут в условный Мариуполь на восстановление.

—  Я не очень верю в это, но исключать не могу, потому что работать там тяжело, российские рабочие будут требовать больших зарплат, а корейцы согласятся на куда меньшие деньги, из которых значительная часть будет передана в фонд государства, а то, что останется, по их меркам — серьезная сумма. Увидим через несколько недель, зачем торопиться?

— Вам известна статистика по северокорейцам, которые трудятся в России?

— Традиции, так сказать, завоза рабочей силы из Северной Кореи уходят в давние времена: первая партия прибыла в Советский Союз в 1946 году. До 2024 года не было ни дня, когда где-нибудь в России или в Советском Союзе не трудились бы рабочие из КНДР. Почти 80 лет назад их число достигало 60–70 тысяч человек. Потом оно колебалось на протяжении многих десятилетий между 10 и 25 тысячами примерно. А в середине 2010-х достигло почти 35 тысяч человек. Однако после того, как Россия поддержала резолюцию Совета Безопасности ООН, запрещавшую приглашать на работу граждан КНДР, большая часть из России выехала.

На момент вспышки эпидемии ковида в России оставалось менее 10 тысяч рабочих.
И большая часть из них выехать обратно не смогла, потому что Северная Корея полностью закрыла свои границы и не впускала никого, даже собственных граждан. ООН даже официально разрешила странам оставить северокорейских рабочих. В России 7–8 тысяч жили и работали весь период эпидемии.

После того как в 2023 году были частично открыты границы для желающих вернуться, многие, видимо, остались в России — заработки очень хорошие. Чтобы получать их, они потратили много сил и денег, адаптировались, отправляют деньги семьям на родину. Новые рабочие пока не приезжали, что даже несколько странно, потому что в России потребность в рабочих руках велика.

— Как-то очень своевременно появилась информация о северокорейских войсках в России — сразу после договора о всеобъемлющем стратегическом партнерстве РФ и КНДР.

— Если информация подтвердится, а я склонен думать, что это действительно войска, то все встает на свои места — подписание договора дает юридические обоснования для отправки этих войск. Статьи 3 и 4 документа, подписанного в июне этого года, как раз предусматривают военную помощь в случае конфликта. В ответ на возможные заявления о том, что такое вот военное сотрудничество с Северной Кореей является нарушением резолюции Совета Безопасности, всегда можно сослаться на статью 51 Устава ООН и заявить, что отправка войск происходит в интересах взаимной обороны.

Разумеется, это всё сотрясание воздуха, но большая часть международного права и есть сотрясание воздуха. Если, конечно, за этим правом не стоят танки, пушки и межконтинентальные баллистические ракеты.

— СМИ Северной Кореи сообщили 17 октября, что КНДР взорвала все наземные пути сообщения с Южной Кореей. То есть сначала обменивались безобидными разбросами: Южная засыпала Северную листовками, а Северная — Южную мусором. А теперь полностью разорвали наземное сообщение.

— Взорвала, да. Маленькая деталь: эти два соединительных участка между железнодорожными и автодорожными сетями обоих корейских государств никогда не использовались по назначению. Несколько раз торжественно проходили по железной дороге ритуальные поезда, что давало повод объявить о том, что вот, дескать, идет подготовка к восстановлению сообщения.

Никакого железнодорожного сообщения и почти никакого автомобильного сообщения между двумя корейскими государствами нет и никогда не было. Никогда — более 70 лет. Это чисто символические соединения.

Небольшое автомобильное движение на двух участках прекратилось более десяти лет назад. На одном возили автобусами туристов в небольших количествах, а на другом — иногда туристов, а иногда грузы — в промышленную зону недалеко от границы на территории Северной Кореи.

— Как население и органы власти Южной Кореи относятся к нынешнему накалу страстей в отношениях с КНДР?

— Не замечают. Этот накал страстей, за исключением информации, связанной с возможной отправкой северокорейских войск в Россию, вообще не вызывает никакого интереса у публики. Он существует в мировой печати, но не в южнокорейской.
Пресса обычно пишет о корейском полуострове в связи с какими-то действиями или заявлениями Северной Кореи. И за пределами Корейского полуострова люди полагают, что для Южной Кореи проблемы с Севером имеют большое значение. Это не так.
В обычной южнокорейской газете на 40 страницах может не быть ни одного сообщения, хоть как-то связанного с Северной Кореей.

— А как же запуски баллистических ракет? Не страшно? То, что Северная Корея поступательно вооружается, Южную не напрягает?

— Где-то на третьей странице — несколько сообщений о запуске. И может быть, какой-то военный обозреватель что-нибудь об этом напишет в субботнем выпуске. Хотя понятно, что Северная Корея это делает не для того, чтобы поддерживать имидж воинствующей страны, а чтобы удостовериться в том, что ее ракета летит, куда заложено в программе, а не куда захотелось ее правому двигателю.
То, что северный сосед вооружается, напрягает военных специалистов, международников, правительство. Некоторых политических деятелей напрягает. Но не всех.

А рядовые граждане привыкли к этим запускам и взрывам — не воспринимают их
как серьезную проблему. И вообще не боятся Северной Кореи, не соперничают с ней. Просто не интересуются.