«Не вижу перспектив, никому не советую»: тюменец откровенно рассказал о работе нефтяником

В нефтегазовой отрасли, от которой до сих зависит российская экономика, работают миллионы людей. Обычно их представляют суровыми, зачастую пьющими мужчинами с советской закалкой и бездонным кошельком — так они и выглядели лет 30 назад. Сейчас и сама отрасль, и ее работники сильно изменились.

Мы попросили нефтяника из Тюмени честно рассказать, как устроена его работа в Ханты-Мансийском автономном округе, как начальство закрывает глаза на нарушения и почему он каждый месяц заставляет себя ехать на работу и планирует уволиться.

Я работаю вахтами на севере с техникума: закончил учебу и сразу устроился. В мои обязанности входит контроль оборудования на буровой и помощь бурильщику со всей тяжелой работой.

Вахта идет 28 дней: две недели работы в ночь и еще две недели дневных смен. Мне лично проще работать по ночам, потому что всё начальство в это время спит, техника не работает и можно спокойно заниматься своей работой.

В основном труд физический. Например, нужно носить мешки с химреагентами. Один такой весит 30–40 кг, и за смену ты можешь перетаскать два-три паллета таких мешков — это больше трех тонн. Помимо этого, нужно обслужить и разгрузить приезжающую технику, перекатывать металлические бочки, утилизировать отходы.

Помбуры также работают на высоте, во время спуска и подъема труб в скважину. Это опасная работа, без страховки можно запросто упасть и разбиться. И так с утра и до ночи, ведь бурение не останавливается никогда: дождь, снег, слякоть, любая температура — неважно.

Конечно, такая работа влияет на здоровье. В первую очередь, у всех болит спина. Некоторые страдают от болезней суставов, а у тех, кто постарше, проблемы с ногами.

Я был удивлен, когда только устроился. Было ощущение, что все нефтяники — старые мужики из СССР, которые поголовно пьют и ничем не интересуются. Но всё оказалось иначе.

У меня есть коллеги, которые в свободное время занимаются самообразованием, учат английский, читают. Есть и те, кто развивает свой бизнес дома. Конечно, часть работников просто после смены смотрит телевизор и ложится спать. Но если так жить, очень быстро деградируешь.

Тем не менее у некоторых проблемы с алкоголем. Нет такого, что люди прямо пьют, не просыхая. Но после смены могут выпить, а утром пойти на работу. А если какой-то праздник, то некоторые действительно могут перебрать, и мне приходится делать часть их работы, раз я на вахте не пью.

Средний возраст помбура — 35–40 лет, но работают у нас и мужики почти под 60 лет. Молодые иногда приходят, но очень быстро увольняются.

В бригаде восемь человек: по четыре работника в ночную и дневную смену. Один из них бурильщик, а остальные — помбуры. Но в последний год людей катастрофически не хватает, люди увольняются и из-за отношения начальства и из-за условий работы, и из-за зарплаты.

Приходится выходить на смену не полным составом, что запрещено. По правилам, мы должны остановить работу, пока человека не найдут, но по факту в журнал записывают фиктивного сотрудника, а бригада работает в усеченном составе, забирая на себя его обязанности.

Спим мы в специальных вагончиках, где есть всё необходимое для жизни: небольшая кухня, холодильник, микроволновка, чайник, умывальник. Есть отдельный вагон с душевой и сауной, столовой. Столовая, правда, платная, поэтому многие в нее предпочитают не ходить, стараются готовить в вагоне, что тоже запрещено по технике безопасности.

Это можно понять: я в столовой оставляю 14 тысяч рублей за вахту. Получается, за год 84 тысячи рублей отдаю той же организации, которая платит мне зарплату. Знаю, что есть компании, где траты на еду компенсируют, но у нас не так.

Больше всего меня злит начальство и условия работы. У нас часто нет обеспечения. Какие-то ключи, инструменты для работы не предоставляют. А если предоставляют, то, как правило, в очень маленьком объеме и только самое необходимое.

Отношение такое, как будто мы какие-то рабы. Помню, как-то приехал начальник и увидел, будто нас нет на рабочем месте. Хотя по времени как раз был обед, а устье скважины было загерметизировано и мы имели право не находиться на нем. Он нам на это сказал, дословно: «Если я еще раз приеду и увижу такое, я вас ***** [накажу]». Естественно, такое отношение подрывает веру в справедливость начальства.

При этом то, что мы работаем неполным составом и тоже нарушаем правила, для них будто уже стало нормой. Требуют с нас как с полноценной группы.

Скажем, моя зарплата за вахту — 200 тысяч рублей. Ее надо сразу делить пополам, потому что потом целый месяц ты не работаешь. То есть, я заработаю 100 тысяч рублей за месяц. У меня семьи пока нет, и денег хватает. Но если у тебя жена, дети и ипотека?

Несправедливо, когда нефтяник, находясь по 12 часов на рабочем месте в тяжелых климатических условиях вдали от цивилизации, получает те же самые деньги, что и человек в сфере услуг или бьюти-индустрии.

Это мне еще повезло, потому что я родился на севере и у меня уже максимальный северный коэффициент по зарплате (их еще называют полярками). Те, у кого полярок нет, получат примерно 120 тысяч рублей, пока не отработают, кажется, пять лет. А за эти годы можно ухайдокать свое здоровье только так.

Плюсов я не вижу никаких. Они были раньше, судя по рассказам отца и старших коллег. Но со временем ситуация в стране изменилась. Сейчас я не вижу перспектив. Хочу уйти, но овладевать новой профессией на свободной вахте не всегда хватает сил: ты физически и морально вымотан.

Я никому не советую становиться нефтяником в 2024 году. Перспектив мало, отношение отвратительное, зарплаты не поспевают за ценами. Возможно, есть смысл, если прямо очень хочется стать инженером в отрасли. Но там всё те же проблемы, только зарплата чуть больше.