«Легкие были поражены на 92%»: история последних пяти дней жизни тюменки с коронавирусом

В Тюменской области наблюдается резкий рост смертности от коронавируса. На 9 ноября в регионе скончался 91 человек. Это те, у кого официально причиной стал COVID-19. Сколько в общей сложности тюменцев, которые болели COVID-19, но умерли от сопутствующих заболеваний, по данным на начало ноября — неизвестно.

В редакцию 72.RU поступают десятки звонков от жителей региона, которые жалуются на оказание медпомощи, и среди них выделяется история Ксении Паюсовой, похоронившей маму. Женщина заболела коронавирусом и спустя несколько дней скончалась. Правда, официально она не числится жертвой вируса. Почему так случилось и что пережила ее дочь за эти дни, она рассказала лично. Дальше — от первого лица.

Последний разговор с мамой

Как пережить внезапный уход близкого человека, который случился в разгар пандемии? На этот вопрос никто не знает ответа, и мне только предстоит его узнать. Тем не менее я решила поделиться своей историей. Может быть, она вдохновит кого-то на то, чтобы больше общаться с родными, ценить каждый миг, проведенный с ними… и носить маски.

В начале октября моя мама заболела. К врачам она не любила ходить, простуду лечила сама — причем весьма успешно. Но когда после всех проверенных средств ее состояние не начало улучшаться, а только усилился кашель и появилась ломота в теле, мы забеспокоились. Мама решила, что нужно на всякий случай сделать платный анализ на ковид, исключив самое нехорошее, но не успела. Состояние начало стремительно ухудшаться, и 15 октября у нее появились сильные боли в печени (слабое место), ее стало тошнить, она не могла ни есть, ни пить. Даже таблетки не принимала.

Спустя сутки после появления этих симптомов, в пятницу, 16 октября, мама позвонила мне, сказала, что ей очень плохо. Сестра была на работе, я вызвала по телефону скорую. О том, что это был наш последний с мамой разговор, я еще не знала. О том, что мама не просто кашляет, а уже несколько дней задыхается по ночам, я тоже не знала (либо она не говорила об этом, чтобы меня не пугать, либо просто забыла упомянуть).

И вот тут началось самое интересное. Я описала симптомы, аккуратно намекнула на необходимость провериться на ковид: все-таки пенсионер, 64 года, группа риска — мне ответили, что всё понимают, вызовов много, нужно подождать. К вечеру маме стало еще хуже. Я звонила в скорую и спрашивала, как ускорить процесс, в отчаянии предлагала денег, спрашивала, есть ли в городе платная бригада. Ответ был один: «Ожидайте, мы про вас помним». Я спросила, можно ли сразу поехать в учреждение, где лечат ковид, на что мне ответили: «Да, но для этого нужно направление от терапевта». Логично. Мы не имеем права сами ставить себе диагнозы, но как попасть в поликлинику, если человек с подозрением на ковид не имеет права перемещаться по городу?

Я позвонила в поликлинику, вызвали врача на дом. Скорая всё еще ехала. Ближе к ночи из поликлиники действительно пришли два молодых врача, один из которых почему-то постоянно смеялся. Выписали маме антибиотик «Амоксиклак», «Мукалтин» от кашля, грудной сбор. Взяли мазки и уехали.

Ночью сестра и мама, которой стало совсем плохо, поехали сдаваться в больницу «Нефтяник» — где их (правильно) не приняли. Потому что «нет показаний, у вас на руках нет анализов, и вообще, может, у вас не ковид, а вы тут им заразитесь». Таксист при этом, как назло, высадил их далеко от больницы, мама шла очень медленно и сгибалась от боли, приговаривая молитвы, плача и вспоминая свою маму…

Вторые сутки ожидания

Утром 17 октября они поехали в моногоспиталь на улице Новой — ситуация та же самая. Для госпитализации по ковиду нужны положительный анализ на коронавирус и результат КТ легких. Мы с мужем в это время ехали в ОКБ № 2 — там нам ответили, что если есть температура, то мы не имеем права привозить к ним маму, потому что это вполне может оказаться ковид, а мама подвергает других пациентов опасности. Только ждать скорую или направление от поликлиники в моногоспиталь. Скорая всё ехала. Шли вторые сутки ожидания.

Тем не менее врачи с улицы Новой подсказали сестре, что скорая увозит людей с подозрением на ту самую болезнь в приемное отделение ОКБ № 1 — туда-то они и направились. В очереди было много молодых людей во вполне нормальном состоянии — и мне горько думать, что за ними скорая, возможно, приехала, а за мамой — нет.

Мама лежала на лавке в ожидании приема в коридоре несколько часов. Сестра поехала домой. Я позвонила маме, но она уже не брала трубку. Поздним вечером мама позвонила сестре и сообщила, что ей сделали КТ и сейчас положат в реанимацию под ИВЛ. Телефоном пользоваться будет нельзя.

— Оттуда ведь не возвращаются, — сквозь рыдания сказала сестра, позвонив мне и сообщив все эти новости.

В это время я шла в храм, купить свечи и помолиться.

Мне казалось, что от меня отвернулись все боги и все силы. Я села в маршрутку и зарыдала, люди от меня шарахались. Я плакала и понимала, что это всё, у мамы через десять дней юбилей, мы купили подарки, мы так готовились, она так радовалась, планировала угощение и прием гостей — но не будет ни праздника, ни Нового года, в лучшем случае она проведет их в больнице или дома, но в состоянии инвалида, в худшем... Я приехала домой. Позвонила в реанимацию.

— Моя мама находится у вас на ИВЛ…

— Не врите! Не на ИВЛ! — закричал на меня врач. — Под кислородной маской она! Поражение легких гигантское — 92%, прогнозов никаких нет, звоните утром.

Я положила трубку и рыдала до тех пор, пока организм не отключился спать.

Утром 18 октября я позвонила снова. Мне ответили, что состояние стабильно тяжелое, но мама в сознании, сама кушает и пьет. О том, проводится ли какое-то лечение кроме кислородной маски, мне не сообщили. Результатов теста на ковид также пока не было известно.

Мы посовещались с родными и решили, что паниковать еще рано. Раз за ночь не стало хуже, раз мама под наблюдением, есть шансы. Мне накидали примеров, как люди с туберкулезом жили с небольшой частью легких, мы с сестрой продумали, как будем восстанавливать маму, в какой санаторий ее повезем, пусть праздника не получится, но ничего страшного, главное — ее вернуть домой… и научить заново дышать.

Так прошло всё воскресенье и весь понедельник. Я стабильно звонила в реанимацию утром и вечером, ничего нового мне не говорили. Вечером в понедельник, 19 октября, у меня было подозрительно хорошее настроение. Никаких предчувствий, никаких снов, ничего. Я позвонила в реанимацию — один раз на линии было занято, второй раз не брали трубку. Мне это не понравилось. «Ну, видимо, заняты сложным пациентом, а продолжу названивать — наорут, как обычно. Утром позвоню», — уговорила я себя и заставила лечь спать.

Ночью муж долго не мог уснуть, ворочался, разбудил меня. Я тоже лежала в странном состоянии, сон не шел, просто лежала без мыслей и без эмоций. «Сколько хоть времени?» — злобно подумала я, посмотрела на телефон… Два часа ночи. Куча пропущенных, ворох сообщений в вайбере и СМС от сестры: «Ксюшенька держись мама умерла».

«Красивая дата»

Врачи позвонили сестре в час ночи. Ничего не сказали о причинах, велели утром позвонить по продиктованному номеру и узнать план дальнейших действий. Мама умерла 20 октября — за неделю до юбилея. В очень красивую дату — 20.10.2020 года. Траурные мероприятия по случаю девятого дня со смерти выпали ровно на день ее рождения — 28 октября. От этого совпадения хотелось выть (что я, собственно, и делала).

К этому времени сестра уже была на всякий случай оформлена как контактная и не имела права покидать дом. К тому же ей стремительно становилось хуже. Врачи из поликлиники взяли анализы, проверили сатурацию (уровень кислорода в крови), уровень был хорошим, поэтому они резонно предположили, что это не ковид. Госпитализировать не стали, так как нужно было сначала дождаться результата анализа. В отличие от маминых врачей, это были взрослые серьезные доктора, и они пришли в ужас от рассказов сестры.

Утром мы с мужем поехали в больницу забирать мамины вещи. Пройдя квест по сотне телефонных номеров, где никто ничего не знал, ругался и бросал трубки, мы наконец получили информацию, куда и когда ехать.

— Техкарта «Как забрать труп», — мрачно пошутил муж, рассматривая исписанную страницу в блокноте.

Приемное отделение, куда поступила мама, было похоже на здание во время зомби-апокалипсиса. Врачи в химзащите выдали нам мамины документы и вещи. Всё это мы упаковали в пакеты, руки тщательно обработали антисептиком. Поехали в морфологический центр в Патрушево за медицинским заключением. С ним нужно было потом поехать в ЗАГС за справкой о смерти, а затем — в Роспотребнадзор за разрешением на захоронение.

Увидев километровую очередь, я поняла, что квесты только начинаются. Муж позвонил в регистратуру, и нам сказали, что звонить нужно только завтра в обед.

Как законопослушные граждане мы так и поступили. Выдача свидетельств производится до 14:30, в 14:00 мама еще была на вскрытии, и красивая девушка в химзащите обрадовала нас, что никакую справку сегодня мы не получим. Всё только утром. И вообще — нам нужен администратор, который объяснит, что делать дальше.

Мы пошли искать его в здание, где располагаются траурные залы. Администратора мы там не нашли, зато нас, бегающих от двери к двери, нашла ритуальный агент. Она сказала, что с ковидом похороны будут дороже, гроб будет закрытым, тело будет в целлофановом пакете и обработано хлоркой. А вещи можно положить сверху пакета. Всё это просто не укладывалось в голове, я пыталась это осмыслить, пока мы выбирали гроб, венки, саван, оградку… Не такие подарки я готовила маме на юбилей, не такие.

Место, как выяснилось, государство дает бесплатно, платить за него не нужно. Мы поехали на кладбище, в новый сектор, и посмотрели этот участок. Достаточно ровный, рядом с дорогой, десять квадратных метров — на два места. Рядом с ним находились могилы людей, умерших 15 октября.

Агент сказала, что, возможно, потребуется посмертный тест на ковид, и он займет еще сутки. Так и оказалось. Вскоре она позвонила и сообщила: в заключении указано, что смерть наступила от острой легочно-сердечной недостаточности и атеросклеротической болезни сердца, ковид не был указан даже как сопутствующее заболевание, посмертный анализ отрицательный. Всё это, конечно, было странно. Мама страдала гипертонией, но много лет работала на тяжелой физической работе, содержала дачу и чувствовала себя вполне нормально для своего возраста, следя за давлением. А уж с легкими у нее проблем вообще никогда не было. Да, официально это был не коронавирус, но что же? Без этой внезапной болезни, которая убила ее за пять дней, она, может, еще бы лет двадцать прожила.

Разбираться во всём этом мы, естественно, не стали. Не мы врачи, не нам судить и высказывать свои догадки. Мама умерла от осложнений, вызванных какой-то неведомой простудой, а что это было такое, мы уже не узнаем. Тест на коронавирус у сестры также оказался отрицательным, и после назначенного врачами лечения ей вскоре стало легче.

Похороны в масках

Так как по анализам у мамы ковида не оказалось, нам сказали, что похороны будут стоить чуть дешевле и будут разрешены прощальная церемония и открытый гроб. Батюшку для отпевания пригласили непосредственно на кладбище.

На похороны никто не пришел и не приехал — ни родственники, ни друзья, ни коллеги. Все боялись и прямо говорили об этом. Мы никого за это не осуждали. Обстановка сейчас такая, что лучше, действительно, беречь себя и близких, как минимум потому, что в условиях большой загрузки даже с обычной простудой врач до тебя не сможет быстро добраться.

Светило яркое солнышко, словно мама подавала знак, что с ней на небесах всё хорошо, хотя накануне была сильная метель… Хоронили втроем: я, муж и сестра. В масках и на пионерском расстоянии друг от друга. На всякий случай. Гроб мы все-таки оставили открытым до момента погребения. Близко, впрочем, не подходили: не из-за возможного вируса, а просто потому что страшно. Никому не пожелаю видеть своих родителей в гробу, пусть и самом нарядном и красивом.

Сестра сказала, что мама после смерти выглядела даже лучше, чем в ожидании скорой. Понятно, что над ней хорошо потрудились сотрудники морга, поэтому казалось, что мама просто спит. Не хочу даже представлять, какой она была в момент госпитализации. Мне в этом смысле повезло больше, чем сестре: я видела маму в последний раз веселой и здоровой 3 октября, когда заходила в гости. Да и не живу я с ней уже семь лет. А сестру очень жалко: начинать абсолютно самостоятельную жизнь в 26 лет (как и я в свое время) — очень тяжело.

Сайт 72.RU запросил у Департамента здравоохранения Тюменской области и оперативного штаба информацию о том, как скорая помощь формирует порядок, кого из пациентов с подозрением на коронавирус в первую очередь забирают в моногоспиталь. В Депздраве ответили, что направление на госпитализацию дает поликлиника — в зависимости от совокупности симптомов, сбора анамнеза и (или) результатов исследований.

— Затем госпитализация по мере очередности (а также тяжести состояния) осуществляется в моногоспитали определенного уровня — также в зависимости от степени тяжести течения заболевания. По таким обращениям надо проводить проверку и рассматривать ситуацию индивидуально: какова была тяжесть течения, оказывало ли эффект амбулаторное лечение, изменилось бы течение заболевания в зависимости от срока начала стационарного лечения. Потому что степень поражения легких может расти и на фоне терапии (как амбулаторной, так и стационарной), это зависит от многих факторов. В любом случае, так скажем, профилактического лечения в стационаре не существует. Там оказывают помощь в соответствии с протоколами лечения пациентов с определенной тяжестью заболевания и терапия применяется соответствующая — та, которую можно применять только в условиях круглосуточного медицинского наблюдения, — прокомментировали в департаменте здравоохранения Тюменской области.

Читайте колонку пожилого врача, у которого из-за коронавируса обнаружили 75% поражение легких, и историю тюменки, которая лежала в моногоспитале, где кончились лекарственные препараты и кислород. В начале октября Росстат опубликовал данные о смертности в России у людей, переболевших коронавирусом. Согласно данным статистики, в Тюменской области умерли 52 человека, у которых был COVID-19.