Владимир Шахрин: «На роль всевозможных идиотов нас часто приглашают, видимо, у нас это получается»

— Есть ли отличия самарской публики от публики в других городах?

Владимир Шахрин: Ещё лет 20 назад можно было говорить о каких-то отличиях. А сейчас, когда в каждом крупном городе России одни и те же телевизионные каналы, одни и те же издания, жизнь нивелирована, публика одинаково подготовлена и похожа. Правда, можно говорить о каких-то отличиях, когда попадаешь в какой-нибудь уж совсем провинциальный городок, или в деревню, например. Там как-то искреннее все происходит, больше души. А так, люди везде одинаковы. Очень много чувств, эмоций.

— Ну хорошо, а вот лет двадцать назад на ваши концерты ведь другие люди приходили. Они какие были?

В.Ш.: Во-первых, более разновозрастная аудитория. 20 лет назад это были, в общем-то, наши ровесники и все, не младше и не старше. Сейчас это и наши ровесники, есть гораздо моложе, а есть и люди старше нас. На таких вот городских праздниках иногда с умилением смотришь, как какая-нибудь бабушка стоит в первом ряду, и ей как минимум все это забавно. Вокруг молодежь тусуется, а бабушка стоит и смотрит на все непонимающими глазами, но не уходит. Разрядка у нее такая, видимо, после очередей, дач и сериалов.

Владимир Бегунов:

— Раньше было как-то неприлично говорить о рок-музыке, по крайней мере в России, как о способе зарабатывания денег. Рок воспринимался как такой эталон чистого, настоящего искусства, а теперь вы говорите «мейнстрим». То есть прошло время, когда вы занимались этим только для души? Сейчас для вас музыка — это ремесло?

В.Ш.: Все, что в наше время приносит прибыль, называется ремеслом. Сейчас очень часто можно заметить, что многие люди занимаются тем, что, в общем-то, не умеют делать. Нам показывают, как хоккеисты занимаются балетом, может быть, это, конечно, интересно, но, на мой взгляд, совершенно бесполезное занятие. Мы просто делаем то, что у нас хорошо получается, то, что мы умеем делать.

В.Б.: Дело в том, что никакого рока не существует. Есть только мейнстрим. Это как музыка 60-х годов, когда родители кричали нам: «Что вы слушаете, это не музыка, это ужас какой-то». Тогда нам казалось, что она была такая задиристая, а сейчас — мягкая и приятная. А ведь ничего не изменилось, просто время прошло и все. Если сравнивать нынешних музыкантов и тех, кто бегал по подпольным концертам, подвалам, то как раз сегодня больше протеста, чем было тогда. Просто тогда была мода определенная, а сейчас нет моды. Необходимость в «модном» протесте отпала, он просто есть такой, какой есть.

— А вам не кажется, что сегодня грань между «попсой» и роком стирается? Что вообще отпадает необходимость как-то классифицировать музыкальные направления?

В.Ш.:

Тот же Егор Летов. Я считаю, что он плохой музыкант. Он сделал для русского рока скорее больше плохого, чем хорошего. Ведь многие, кто его слушают, считают: то, что он делает, и есть панк. А я вот знаю панков, которые могут Моцарта сыграть и в панк-обработке — это интересно, необычно. Но, тем не менее, у «Гражданской обороны» много поклонников.

— В нашем городе сложилась такая неформальная традиция. Все, кто приезжают к нам в гости, стараются посетить пивзавод. Вы пойдете?

В.Ш.: Думаю, вряд ли. У нас в графике эта прогулка не стоит. Кстати, я вот помню один свой поход на пивзавод. Правда, это было где-то лет двадцать назад. В 88-м году мы приехали в Чехию. Это было во времена жуткого дефицита. И нас сразу же повели на пивзавод. Все как положено — сначала экскурсия, потом дегустационный зал. Попробовали мы тогда порядка тридцати, или около того, сортов пива. В результате нас буквально выносили на руках. А на следующий день нас экскурсовод спрашивает: «Куда пойдете?», — и мы хором так: «На пивзавод!»

В.Б.: Я человек непьющий последние тринадцать лет, но, по разговорам других, могу сказать, что русские пивовары сильно заболели. Они, почему-то, считают, что «Хайнекен» — это пиво. Все забыли, что такое «Жигулевское». «Жигулёвское» пиво — это все, что связывает меня с детством. Эти пузырьки в клеточку, которые присущи только «Жигулевскому» пиву. И вот этот запах «Жигулевского пива» после бани. Я — десятилетний пионер, и папа дает мне несколько глотков — это чудо. Но после этого пивовары заболели и стали варить «Хайнекен».

— У вас был такой факт, когда вы с КВНщиками из «Сибирских пельменей» выходили на сцену. Потом в качестве голоса в спектакле «Стенька Разин» участвовали. Вас легко уговорить на такое веселое безобразие?

В.Ш.: Да. Очень легко. Главное, чтобы нам самим было интересно. Вот в октябре выходит фильм «День выборов» Мы там снимались. Был уже предпремьерный показ, куда приглашались прокатчики, и на данный момент нам известно, что копий заказано больше, чем «Шрека». Уже в сентябре начнутся съемки «Дня радио». Мы там тоже снимемся. Прилетаем в Хабаровск, и прямо в аэропорту (в фильме будет такая сцена, как мы прилетаем, правда, в Москву) начнем съемки. Вообще, в фильмах мы с удовольствием снимаемся, на роль всевозможных идиотов нас часто приглашают, видимо, у нас это получается. Что касается «пельменей», мы до сих пор в отличных отношениях. Мы частенько пересекаемся, встречаемся в Москве, где-то перезваниваемся. Какими-то мыслями делимся. Я подвергаю их критике иногда, конструктивно пытаюсь повлиять на них. Говорю: «Ребята, такой огромный рейтинг после первого сезона, зачем вы пытаетесь опустить планку?» «Ну, затем, чтоб быть понятными ещё большему количеству людей», — отвечают они мне. Я их не понимаю.

— Вы на сцене ощущаете себя на столько же лет, сколько вам есть на самом деле?

В.Б.: На сцене я себя ощущаю молодым и достаточно симпатичным блондином. Я могу позволить себе любой бред, который приходит мне в голову. Я могу позволить себе одеваться, как хочу, и достаточно дорого, как захочу. Имею друзей, каких захочу, подружек. Занимаюсь, чем хочу, поэтому, я думаю, это логично, что сцена делает нас немножечко моложе.

В.Ш.: Такой проблемы у нас, конечно, нет, возрастной, в смысле. Мы настолько много и часто общаемся с молодыми людьми, что это и не дает нам возможности соответствовать той дате, которая стоит в наших паспортах. Для меня это просто дата в паспорте, и все. Вот Владимир Сергеевич вообще у нас завсегдатай всех молодежных вечеринок.

В.Б.: Ага. Ты еще забыл сказать, что я — звезда танцполов.

— А молодым музыкантам помогаете каким-нибудь образом?

В.Б.: Молодым музыкантам, кроме денег, ничего не нужно, а я подаю только нищим. Правда, я даю деньги, как дурак, на записи альбомов, но я не считаю это помощью. Только толку от этого никакого. Во-первых, они быстро забывают об этом, во-вторых, проблема даже не в том, что альбомы не выходят, а в том, что они не доходят до слушателей. В каждом городе есть куча групп, которые выпускают много альбомов, но они где-то валяются, а люди их и не видят.

В.Ш.:

— А в чем причина, на ваш взгляд? Почему так мало ярких, со своей «фирменной фишкой» групп?

В.Ш.: У молодых глобальное ощущение несвободы, мы были более свободны, наше поколение. В 80-х что ни группа, то какое-то представление, возьмите хотя бы «Аукцион», «Поп-механику». Я помню, как мы приезжали тогда еще в город Куйбышев. Выступали на ночном фестивале. Вышли на сцену в полшестого утра. Смотрим, все в зале спят. Выход на сцену у нас был такой: вынесли трюмо, поставили на сцену, вышел бас-гитарист и стал бриться. Побрился. Все стали потихоньку просыпаться. Говорить друг другу «смотри, что там происходит». Потом выходим и начинаем играть. Просто хоть как-то надо обратить на себя внимание. Чтобы происходило какое-то действо. Что сегодня мешает молодым сделать хорошее, яркое шоу?.. Не понимаю.

В.Б.:

— А сейчас продолжаете экспериментировать? Или уже просто плывете по течению?

В.Б.: Если только в каком-то направлении развития творческого кругозора, те же съемки в кино. А так... да мы особо не задумывались, что мы делаем и как мы делаем. Мы используем очень мало современных технологий; примочки, процессоры — все старое.

— Семья как-то повлияла на вашу творческую жизнь? Жены не ревнуют к сцене?

В.Ш.: Да особо нет. Наши жены не выходили замуж за артистов — они выходили за строителей, ментов. Они прошли с нами весь путь. Действительно, есть такой момент, когда молодые девушки выходят замуж за артиста и представляют себе чуть больше, чем есть на самом деле. Но на сцене он один, а дома — совсем другой. Наши жены прошли весь этот этап, все эти 39 ведер с дерьмом они с нами выпили. Они знают, как все это достигается. Наша популярность пришла к нам в достаточно зрелом возрасте, нам было уже за тридцать, когда это произошло.

— И последний вопрос. Правда, что в Екатеринбурге хотят в вашу честь переименовать улицу?

В.Ш.: Слышали что-то, но это бред сивой кобылы. Лучше бы помещение нам дали нормальное для студии, а то с электричеством проблемы, сети перегрузок не выдерживают, вот это дело бы было, а так… глупости какие-то.