Работа СПИД-центра Тюменской области признана лучшей в РФ. В тоже время число заболевших в регионе увеличивается. О том, могут ли врачи в одиночку остановить социально опасные заболевания и как лечить тех, кто не хочет, рассказал главный врач Тюменского областного центра по профилактике и борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями Александр Попков.
– Александр Владимирович, расскажите про ваш центр, что он представляет на сегодняшний день?
– Тюменский областной центр по профилактике и борьбе со СПИД и инфекционными заболеваниями, как и большинство центров России, открылся в 1989 году. Если говорить о структуре, то есть подразделение, которое занимается расследованием причины случаев ВИЧ-инфекции – это отделение клинической эпидемиологии. Есть лабораторно-диагностическое отделение, спектр его деятельности очень широк. Мы диагностируем все инфекционные заболевания, в том числе передающиеся половым путем, проводим общеклинические исследования. Обслуживаем другие лечебные учреждения не только по диагностике ВИЧ, но и гепатитов, а также состояния иммунного статуса.
Надо отметить, что когда появилась служба СПИД в стране, то ее формирование и техническое оснащение лабораторий дало мощный толчок внедрению новых технологий, развитию лабораторной диагностике вообще. Сначала появились методики иммунно-ферментного анализа, потом более точные способы, которые позволяют выявить инфекционные заболевания на ранних стадиях. Также у нас работает лечебно-диагностические отделение, его цель – оказание амбулаторно-поликлинической помощи пациентам. В структуре этого отделения работают узкие специалисты – акушер-гинеколог, педиатр, невропатолог, дерматовенеролог. Сейчас в связи с тем, что мы наконец-то получили помещения и ремонтируем их, спектр направлений работы поликлиники будет расширен.
– Почему? Больниц в Тюмени не хватает?
– Наши пациенты за многими видами помощи вынуждены обращаться в другие лечебные учреждения, например, к зубным врачам. В любой стоматологии есть слабые места в обработке тех частей инструментов, которые соприкасаются со слизистыми оболочками, слюной, кровью ВИЧ-инфицированного, и есть моменты, которые, на наш взгляд, не совсем доработаны в обработке этого инструментария. Мы приняли решение создать стоматологию в нашей поликлинике, чтобы инфицированные имели возможность обслуживаться у нас, не создавая опасности для врачей и здоровых пациентов.
– А ВИЧ-инфицированные обязаны предупреждать, что заражены?
– Я должен с огорчением сказать, что они этого не делают, и у них есть для этого все основания. Сейчас я занимаюсь решением вопроса оказания медицинской помощи, не стоматологической, нашему пациенту. Ему уже отказали в Тобольской больнице №1. Он честно сказал о своем диагнозе – и ему сразу же отказали, хотя закон это запрещает и предусматривает уголовное преследование врача за отказ в медицинской помощи. Пока наш больной находится в третьем лечебном учреждении, его право (если откажут и там) обжаловать действия врачей в департаменте здравоохранения или прокуратуре.
– Сколько сегодня в области носителей ВИЧ и больных СПИДом?
– У нас зарегистрировано почти 8 тысяч 400 человек, около тысячи умерло с 1991 года. Это только в Тюменской области, без автономных округов. Примерно 1000–1200 больных находится в местах лишения свободы, а все остальные состоят на диспансерном наблюдении.
– Доля заразившихся увеличивается из-за наркоманов, обитателей тюрем, колоний?
– Даже в вашем вопросе есть заблуждение, которое существует в обществе. Почему-то считается, что ВИЧ-инфекция – это удел людей с криминальной составляющей или групп риска. На сегодняшний день ситуация уже другая. Во-первых, больше половины из вновь зарегистрированных инфицированных – это женщины. Больше половины из всех инфицированных – люди, заразившиеся половым путем, то есть заразившихся наркоманов стало меньше. Прочие пути – например, через татуировки – это единичные случаи.
Произошло самое страшное, что может произойти в развитии эпидемии социально опасного заболевания: включились в процесс женщины, а значит и дети. У нас сейчас 4,5% детей, которые родились от ВИЧ-инфицированных матерей, они заражены, потому что их мамы в ходе беременности и родов не принимали профилактическое лечение. Если мы имели такие тенденции в дерматовенерологии – это были излечимые заболевания, но ВИЧ на сегодняшний день неизлечим.
Убеждение в обществе, что СПИД угрожает только проституткам, наркоманам, гомосексуалистам – необоснованно. Есть проблема информационного нигилизма. Люди, которые теоретически сегодня могут заразиться, не желают воспринимать информацию о болезни, убирают ее в дальние уголки серого вещества и не востребуют. Чувство опасности у населения отсутствует. Люди надеются, что завтра появится вакцина, завтра появится лекарство, которое вылечит СПИД. Объективного подтверждения этим надеждам нет.
– Насколько охотно ВИЧ-инфицированные соглашаются на лечение?
– Крайне неохотно. Во всем мире лечат только тех, кто хочет лечиться, хочет получать терапию, мы пытаемся лечить тех, кто не хочет. Мы бегаем за ними, уговариваем, тратим колоссальные деньги на разъезды, приглашения. Сейчас будем тратить деньги на обеспечение безопасности сотрудников, которые работают с больными. На этой неделе пациентка бежала за медицинским работником четыре этажа с утюгом в руке.
– Как от СПИДа лечат?
– Вирус, попадая в организм, прячется в клетку, где для лекарства недоступен. Он размножается и из клетки выбрасывается в кровяное русло, лимфу. Первый принцип лечения – убить вирус, который циркулирует в крови, уменьшить количество вирусов в крови человека, и здесь успехов достигают – вирус можно сократить до количества, которое лабораторно не определяется. Все сказки о чудесном излечении – на самом деле просто эффективная противовирусная терапия. После уничтожения вируса автоматически у каждого человека в силу механизмов саморегуляции восстанавливается иммунная система, показатели ее улучшаются. Человек, получающий терапию, даже при незащищенном сексуальном контакте менее опасен.
– Какая реакция у людей, когда они узнают, что у них ВИЧ или СПИД?
– Радости конечно ни у кого нет. Бывает, равнодушно относятся. Есть люди, которые не понимают, что опаснее – сифилис или ВИЧ. В тоже время, у нас заражается равное количество среди служащих и рабочих. Только в среде рабочих идет тенденция к снижению количества заболевших, а в среде «белых воротничков» – повышение. Казалось бы, высокий уровень интеллекта, информация, которую можешь получить, если хочешь, – эти люди могут защитить себя, а на практике оказывается... Это последствия информационного нигилизма.
– Можно говорить о каком-то более-менее стабильном количестве людей, которые умирают ежегодно от СПИДа в Тюменской области?
– Свыше 500 человек мы ежегодно выявляем. Половина из умерших погибает от передозировки наркотиков, от криминальной травмы. 29% погибает от присоединившегося туберкулеза. Это причины, определяющие в структуре смертности. В УрФО мы занимаем третье место из шести территорий, точные данные по России отсутствуют.
– Насколько точны официальные цифры, характеризующие количество заболевших людей?
– По расчетам специалистов, которые приводятся российским центром, международными организациями, эту цифру надо умножать на три, но мы составляли собственную модель подсчета и успешно ее доказали. В Тюменской области цифру надо умножить на 80 процентов.
– Что вы делаете, если среди приезжих обнаруживаете человека, инфицированного ВИЧ?
– Мигранту просто не выдается разрешение на работу, по российскому законодательству он должен быть депортирован, но данный механизм не отработан. И эти люди зачастую болтаются среди нашего населения и служат источниками заражения.
– Насколько точны анализы по определению, инфицирован ли человек вирусом иммунодефицита?
– Очень высокоточен.
– Расскажите про анализ на СПИД/ВИЧ. Сколько стоит, долго ли ждать результат, часто ли делать?
– Для граждан Российской Федерации процедура бесплатная. Надо просто прийти, сдать кровь и получить результат. Можно провести за 20–30 минут экспресс-тест. Если первичный результат положительный, кровь отбирается повторно, и далее целый комплекс исследовательских процедур.
– Согласно статистике, число ВИЧ- инфицированных с каждым годом становится все больше. Что это означает – вы плохо работаете или этот процесс нельзя остановить?
– Социально опасные заболевания останавливаются только комплексными действиями, силами государства. Врачи могут их остановить на 10%. Остальное за пределами медицины. Чтобы остановить, надо работать с теми женщинами, которые занимаются проституцией – взять их на учет, установить порядок обследования. Считаю, что надо преследовать каждого человека с ВИЧ-инфекцией, который, зная о диагнозе, ничего не делает для того, чтобы быть не опасным для окружающих. Закон есть, а применить его на практике нельзя. Я даже не имею право сообщить в прокуратуру, что такой-то гражданин заразил такую-то гражданку. Сразу же стану объектам уголовного преследования.
Уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает признание государства потерпевшей стороной, хотя оно содержит службу борьбы со СПИДом, несет демографические потери, на лечение выделяются колоссальные средства, а этим деньгам можно найти другое применение. В прошлом году две дивизии не призвали из-за ВИЧ-инфекции.
Ни одна страна в мире не смогла полностью разобраться с ВИЧ-инфекцией, некоторые смогли только замедлить темпы роста. Против инфекции должен работать механизм сравнимый с часовым, где одна шестерня вращает другую через вал, где есть заводная пружина или батарейка.
– Как можно оценить реальный результат работы центра?
– Оценивается он по показателям зарегистрированных случаев, по темпам прироста. Показатели тюменского СПИД-центра можно оценивать в сравнении с показателями деятельности службы в УрФО и России. В 2006 году по стране был рост 10%, в УрФО 13,6%, а в Тюменской области 6,2%. В конце прошлого года состоялось заседание правительственной комиссии, которая занимается вопросами борьбы со СПИДом – работа СПИД-центра Тюменских области признана лучшей в РФ.
– На какие средства существует ваш центр?
– У нас есть финансирование из областного бюджета, мощная подпитка идет третий год в рамках федерального нацпроекта «Здоровье». В основном на эти средства закупают лекарства, оборудование. Сейчас стали поступать деньги на профилактические программы в виде грантов, например, от Глобального фонда по борьбе с туберкулезом, малярией и СПИДом. Суммарное количество средств из федеральных и международных источников на профилактику – меньше в пять раз, чем областных денег.
– А добровольные пожертвования от граждан?
– Мы как-то поставили деревянный бочонок с замочком в магазине «Солнце в бокале» с подписью – «Пожертвование на нужды детей, больных СПИДом». К отделу, где он стоял, бедные люди даже не подходят. Сбор составил 200 рублей в месяц.
– Как вы прокомментируете высказывания некоторых ученых о том, что СПИДа, как болезни, вообще нет?
– Любая точка зрения имеет право на существование. Реально есть люди, которые умирают от этого заболевания каждый день во всем мире. Сторонники этой точки зрения обвиняют фармкомпании в получении суперприбыли. Да, они получают суперприбыли на лекарствах. Но на самом деле, их влияние не настолько велико, чтобы заявить: появилась такая инфекция, у нас есть от нее лекарства. СПИД реально создает огромные проблемы и делает перспективы многих стран не столь радужными. Я всегда говорю: противодействие должно быть равным угрозе. Сегодня та сторона сильнее.
– Ваши предположения насчет динамики развития эпидемии СПИДа в Тюмени. Какой может стать ситуация в ближайшем будущем?
– Надо срочно поменять законодательство. Отработать механизм правоприменения, отработать механизм передачи информации о лицах, которые умышленно или в результате безответственного поведения заражают других. Среди женщин, заразившихся половым путем, 70–80 процентов заражены людьми, которые знают о своем диагнозе. Сегодня больного невозможно привести к нам даже с милицией, чтобы он дал расписку, а отсутствие расписки – это отсутствие уголовной ответственности.
– Если человек инфицирован – как ему помочь не поставить на себе крест?
– У нас есть специальное подразделение, которое помогает пациентам справиться с новостью о том, что они заражены. Надо сказать, что почти три процента сотрудников центра ВИЧ-инфицированные. Есть клуб знакомств, который мы организовали первые в России. Мы первые в стране открыли стационарное отделение в 1994 году. Пять лет оно просуществовало, больные были привязаны к стационару, там проводилась детоксикация для наркопотребителей, это дисциплинировало их. Потом стационар закрыли, а сейчас опять возвращаемся к этому. Но только треть территорий России нас уже обогнали. В этом году мы создаем материальную базу на площадях, которые принадлежат правительству области. 2008 и 2009 годы для нас будут временем создания достойной материальной базы. Пока мы занимаем 1,2 тысячи квадратных метров площадей, а будет к середине следующего года пять тысяч. Пока арендуем помещение у железнодорожной больницы за пять миллионов рублей в год.
– Вам самому не страшно работать? Ведь эта болезнь постоянно рядом с вами. Вы проверяетесь на наличие ВИЧ?
– Нет, не страшно, сила привычки. И потом, я не связан непосредственно с обслуживанием ВИЧ-инфицированных. Все сотрудники центра ежегодно проходят анализ на инфекцию.
– Трудно подобрать персонал для работы?
– Часть персонала подобрать тяжело. Где пониже оплата труда, там сложнее. Были случаи, когда врач отказывалась, так как муж возражал. Хотя и оплату труда мы предлагали выше, чем в обычной больнице. Численность службы СПИД во всей области – менее 150 человек.
Я повторяю, сила противодействия должна быть адекватна силе действия. Есть угроза – надо адекватно отреагировать. У нас одна из лучших материальных баз фтизиатрической службы в России. Этой проблемой правительство области целенаправленно занималось. Сейчас совершенная служба, с идеальной структурой управления, руководство подобрано достойное. Теперь наступила очередь службы СПИДа.
– Вы – первый сотрудник центра. А когда-нибудь жалели, что согласились на эту работу?
– Я переводился из Нижней Тавды на должность заместителя главного санитарного врача. В силу разных обстоятельств мне предложили создать и возглавить СПИД-центр. Привыкал очень трудно и долго к тюменской медицине, к своему новому статусу – лет пять. После семи лет работы в сельской медицине – а это другое отношение к больному и между коллегами в одном учреждении, – существовал синдром отторжения. Кто прибыл из села, считался человеком не первого сорта. Пришлось доказывать, что я лучше.
– Вы сказали, у тюменской фтизиатрической службы достойное руководство. А какие сейчас нужны руководители медицинским учреждениям?
– Первое – не временщики. Не должен приходить человек на короткий срок для решения каких-то своих задач, получить квартиру или что-то еще. Равнодушных людей в руководстве не должно быть. Самое страшное для руководителя – излишняя эмоциональность, которая приносит пользу работе, но губит здоровье человека. Нужны необходимые профессиональные знания. Ты должен хотеть что-то сделать, иметь для этого знания или возможность получить их. Каждый день нужно делать шаг вперед, нельзя стоять на месте, нельзя идти назад. Жизнь движется быстрее, чем шагаем мы. Мы должны успевать за этим ритмом.
– А у вас фигурка Дон Кихота на столе почему стоит?
– Рафаэль Гольдберг (главный редактор газеты «Тюменский курьер») меня наградил. Он наблюдал за моей борьбой в 1999–2000 годах. Помните, я говорил о стационаре? Рядом строился элитный дом и был выбор – или закрыть стационар, или изменить проект дома, потому что расстояние между домом и стационаром должно быть 30 метров. В результате стационар был закрыт. В то время я чуть не лишился своего кресла, но я боролся два года. Еще в ходе этой борьбы Рафаэль Соломонович мне Дон Кихота и вручил, вместе с дипломом. Но вы должны заметить вторую деталь – отломанный меч. Я его переломил когда проиграл.