С Андреем Николаевым мы встречаемся в его небольшом офисе. После увольнения из научного института тюменец открыл собственную компанию, чтобы применять свою разработку — специальную систему биометрии растений, позволяющую по кусочку дерева определить, к какому «пеньку» оно принадлежит. Даже если это просто веточка. Такая система помогает правоохранителям бороться с незаконными рубками и доводить дела до приговоров.
Работы тюменского ученого, по его словам, могут полностью пресечь незаконную вырубку леса. Но пока их использование ограничено самим государством.
Как любознательный мальчик полюбил лес и захотел его защищать — читайте в большом интервью Анны Яровой с Андреем Николаевым.
ТУТ ПОДЗАГ ПРОСИТСЯ
Андрею Николаеву 31 год. Он вырос в обычном пансионате на Лесобазе. Говорит, всегда любил узнавать новое и читать. По словам самого ученого, чтение было своеобразным способом бегства от действительности: в двухтысячных Лесобаза была не самым безопасным и приветливым местом.
Система биометрии растений позволяет получить информацию о дереве на основании анализа формы и вида годичных колец. Рисунок, который образуют кольца — уникален, как отпечатки пальцев. В программу загружают изображение, она анализирует его по почти 4 тысячам закономерностей (каждая из которых имеет определенное значение) и выдет результат. Программа может сказать, где росле дерево, болело ли оно, подвержено ли оно заражению определенным видам вредителей. Алгоритм даже по ветке может сказать, что это за дерево и откуда оно. В целях пресечения незаконных рубок, при сопоставлении фотографий спилов пенька и сруба, программа может сказать — одно это дерево или нет. Для этого необязательно даже нужен ствол, достаточно ветки. Из-за секретности, напрямую пользоваться программой может только сам изобретатель.
Секретность
— На сколько ваших работ наложили гриф «Секретно»?
— 14.
— Как столкнулись со спецслужбами?
— Начал внедрять в работу алгоритм для Биометрии растений, который сам написал. И в этот период подключились спецслужбы.
— Что их заинтересовало?
— Тогда я еще мало что знал о программировании. У меня особо компьютера то и не было никогда. Во всяких сетях хакерских не участвовал. В общем, я написал алгоритмик и защиту к нему и выложил на какой-то компьютерный форум, где тестировали системы защиты. Мне один ответил, другой ответил. Ну и ладно, вернулся к дальнейшей работе. А где-то месяцев через пять шесть мне написали из одной страны. Оказалось, что алгоритм настолько адаптивен, что его хотят внедрить в вооружение беспилотников. Вот прям так и написали, открытым текстом. А на следующий день на эту же мою почту написало уже наше правительство. Тоже хотели его для вооружения.
— Больше никто не писал?
— Еще несколько стран выходили на меня. Я всем отказал. Во всем, что связано с вооружением, я не буду участвовать.
— В чем особенность алгоритма? Зачем он всем так нужен?
— Алгоритм оказался адаптивным, это система, которая функционирует на основе рекурсивной обработки (ЧТО ЭТО?). Есть такая главная проблема человечества в программировании — это как заставить программу переписать себе код, и при этом заново им начать пользоваться. Теоретически это считается невозможным. Если говорить проще, то вот допустим нужно обновить телефон. Программе дают новый кусок кода, и, чтобы он начала работать, нужно перезагрузить телефон, выключить программу и устройство. Программа сама не может этого сделать, используя свои файлы. Я решил эту проблему.
— IT-компании интересовались такой разработкой?
— Все им интересовались. Крупная компания интересовалась алгоритмом компьютерного зрения (используется в Биометрии растений), предлагала его купить. Но, конечно, они хотели, чтобы я к ним переехал, предлагали деньги. Это было в 2017 году. Но им нужно было только одно: у них цель не природа, а развитие информационных технологий и их мечта о создании искусственного интеллекта. А еще неизвестно — хорошо это или плохо — создать его все-таки. Про мой алгоритм говорят, что это уже искусственный интеллект, если его доработать и внедрить, дать ему просторы для всего, то это неизвестно к чему еще может привести.
— Как это вообще происходит? Как появляется гриф?
— Ну, я разработал систему, начал публиковать ее. В ходе мониторинга эксперт службы увидел, что там какая-то ценность, сразу поставил гриф. Все, мне не дают ее нигде публиковать, использовать и защищать.
— На работу поставили гриф «Секретно», а дальше в ней что происходит?
— Могу с ней работать только в своих научных целях, но никак и нигде не использовать. Иначе это будет уже статья УК.
— И никто не спрашивает надо, не надо это вам?
— Они один раз щелкнули — и потом уже все подряд проверяют.
— А разработки, на которые наложили гриф секретно, они как-то сопоставимы с системой биометрии растений?
— Да, большинство из них.
— Они просто примерно такого же масштаба, можно сказать?
— Есть одна из разработок, она как бы полусекретная, поэтому про нее мы говорим. Иногда разрешают ее использовать.
— Что это за полуcекретная разработка?
— Место установления произрастания дерева РАЗРАБОТКА — ЭТО МЕСТО? ИЛИ ТУТ НАДО: ОНА ПОМОГАЕТ НАЙТИ МЕСТО ПРОИЗРАСТАНИЯ ДЕРЕВА?. Раньше Рослесхоз хотел придумать систему. Планировали собрать со всей России образцы и сверять со спилами, чтобы понять, откуда это дерево. Но там все провалилось, миллиарды потрачены, а толку никакого. А мы нашли закономерность именно в кольцах деревьев, в которых отражается геомагнитное склонение Земли. Известно, что оно каждый год меняется, но эти данные общедоступны. И вот сверяя вот эти признаки, можно установить, где и как росло дерево, не имея никаких образцов.
— Не имея никаких образцов, кроме дерева?
— Да.
— То есть у вас только дерево — и все?
— Да. У нас есть образец с острова Вилькицкого, нам его привезли. Это остров, где не растут деревья, но на берегу валяются сухие деревья. Нас попросили узнать, откуда этот кусок приплыл.
— Изначально не знали, откуда они там?
— Потом узнали. Это дерево росло почти за две тысячи километров. Кусок приплыл из Архангельской области, мы указали место, где он отломился: в радиусе двухсот метров. Плыла эта часть ствола оттуда до острова в Карском море примерно восемь лет, до этого еще лет 12 этот кусок лежал там на берегу. Оно примерно с 1817 года там растет, ну плюс-минус один год. ВОТ ЭТО ОХРЕНЕТЬ КАК ИНТЕРЕСНО, Я БЫ ЕЩЕ ВОТ ЭТУ ИСТОРИЮ ПОПРОБОВАЛА КРАТКО В НАЧАЛЕ ДАТЬ, В ВВОДНУЮ ЧАСТЬ НАПРИМЕР — ЧТОБЫ ЗАЦЕПИТЬ ЧИТАТЕЛЯ
— Как проверяли?
— В Архангельской области плавали к указанному нами месту — устье реки Куя, взяли образцы. Все подтвердилось, нашли дерево, от которого отломился кусок.
— Как вы считаете, то, на что наложено гриф секретно достойно быть общим достоянием?
— Абсолютно. Вот объективно это позволит полностью на все 100% перекрыть незаконный оборот древесины и нелегальный вывоз за границу. Потому что любая древесина, которая сейчас уходит за границу, либо у нас где-то здесь курсирует, тот кто везет показывает документ, но это просто бумажка. ТУТ ЧТО ТО НЕ ТО Вот в Вагае был такой показательный случай. За три года вырублено 30 тысяч кубометров, и все это возили по одной бумажке на 70 кубометров. Её каждый раз проверяли, но на ней никакие отметки не ставятся, с древесиной она никак не связна. Разве какой-нибудь гаишник сверит, что написано тридцать кубов, а вот этот лес — это уже больше. И так возили три года по одной бумажке. А вот эта система бы сразу позволила все контролировать. Достаточно телефона. Фотографируешь, загружаешь в программу, и алгоритм сразу скажет какое дерево, откуда оно.
— На ваших работах на какой срок установлена секретность?
— Обычно ставят бессрочно.
— Серьезно? То есть вы никогда не сможете это использовать полноценно?
— Нет. Они говорят, что ставят грифы из-за каких-то там дел, которые у них есть. И чтобы там ничего не спугнуть, должны сначала поставить грифы. По их словам, когда это все пройдет, то разработки разрешат использовать. За три года мне где-то с трех работ сняли секретность. Оставалось там штук девять работ, но я новое что-то напишу, и они опять ставят гриф «Секретно».
— А это вообще вас не пугает? Не стимулирует ничего не писать?
— Это уже образ жизни.
— Тогда может писать и в диван складывать?
— Да, такого тоже много.
Разработки
— Что считаете своим самым большим достижением?
— Адаптивный алгоритм в системе биометрии растений. Если его приспособить, то он будет еще и разговаривать. Этот алгоритм сам находит закономерности, интерпретирует их. Сам себя учит. Сейчас уже порядка 3,7 тысячи таких закономерностей. Изначально вручную я отобрал полторы тысячи таких признаков. Это же все с микроскопами рассчитывать, записывать, высчитывать.
— Специалист по лесу написал алгоритм. Как вообще так вышло?
— В середине 2011 года я пришел работать. Увидел, как устроена наука. Ну это каменный век. Мы всё лето ездили в командировки в лес, и я подумал, что это все можно сделать за неделю, а на эту работу тратилось по четыре месяца. Думал над тем, как все автоматизировать. Начал изучать программирование. Один язык изучил, как-то быстро. Потом другой начал учить и так вот штук восемь, наверное, выучил. Быстро проходил курсы, там что-то было рассчитано на три года, а я прошел за два месяца. Специально быстрее проходил, чтобы можно было начать использовать эти знания в работе. Написал несколько программ. И то, что мы по госзаданию должны были делать год, с их помощью сделали за две недели. И вот так по-тихонечку дошел до изучения незаконного оборота древесины. Я думал, как наладить систему учета, не имея никаких внешних атрибутик. Подумал о кольцах. Начал изучать дендрологию, но сразу стало понятно, что это только одна закономерность. Перешел на изучение самого рисунка спила дерева. За полтора года перебрал 17 тысяч закономерностей.
— 17 тысяч закономерностей вручную?
— Да, вручную все пересчитвал в течение полутора лет. Искал закономерности. У меня было примерно 500 срезов деревьев, и на каждом я отсматривал вручную 17 тысяч вариантов закономерностей, отобрал из них полторы тысячи.
— Полтора года каждый день?
— Каждый день и ночь.
— Очень трудозатратно.
— Пришлось все это броситьи и начать изучать программные модули и высшую математику, чтобы весь процесс работы с закономерностями ускорить. В итоге год разрабатывал систему биометрии растений. Данные по одному спилу преобразовывались в файл на 2 гигабайта. Оказалось, что нет у нас на работе ресурсов, компьютеров, которые могли бы работать с такими объемами информации. Поэтому пришлось дальше изучать еще высшие области математики, чтобы как-то это через формулы уменьшить. Сейчас уже один спил занимает 2–2,5 мегабайта. С 2 гигбайт до 2,5 мегабайт всего. И в три раза больше данных.
— А можно ли в принципе сделать так, чтобы программа была доступна любому? Например, сотрудники ДПС остановили фуру, сфотографировали спилы, загрузили в мобильное приложение и тут же получили ответ?
— Мы уже предлагаем это лет пять особенно против таможни это главный барьер где можно остановить все вывозку ТУТ НАДО ПОСТАВИТЬ ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ, ПОТОМУ ЧТО Я НЕ ПОНИМАЮ, КАКОЙ ДОЛЖЕН БЫТЬ СМЫСЛ. А ОН МОЖЕТ ПОМЕНЯТЬСЯ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ РАССТАНОВКИ ЗАПЯТЫХ. На форумах, совещаниях, представляем это все государству. Программа может заменить существующий ЕГАИС учета древесины, который по сути бесполезен. Арендатор вносит что хочет и по идее никто его не перепроверяет.
ЕГАИС учета древесины — Единая государственная автоматизированная информационная система учета древесины и сделок с ней. В эту систему данные вносят юрлица и индивидуальные предприниматели, которые совершают сделки с дервесиной, в том числе если это касается ввоза и вывоза из РФ. Они подают декларацию с полной информацией о количестве древесины, месте ее производства (напримре, где спилили, кто, сколько, куда везется).
— У нас яркий пример есть, когда перевозят 10 тысяч кубометров, а в ЕГАИС внесено всего 20 кубометров. И вот по этим 20 кубометрам, по одному листику, возят месяцами. Почему? Потому что на этой бумаге, по которой они возят, даже отметок никаких не ставится при проверке. И его инспекторы ДПС останавливают, сморят, что бумаги есть, лес есть, все — езжай.
Или, допустим, выделили лесники на санитарную рубку участок, где есть больные деревья. Рубщики должны были забрать только больные деревья. Лесники приезжают проверять, а там куча пней. И визуально лесник не может определить, правильно ли срубили деревья или забрали и здоровые деревья. Можно было бы отфотографировать пни, и пока бы сотрудник ехал на базу, уже было бы известно только по санитарной рубке вырубили деревья или нет.
— А вы что предлагали?
— Чтобы когда арендатор заготавливает, он сразу просто фотографируют лес. Чтобы каждый пень не фотографировать, можно уже уложенный в штабеля. Его останавливают, проверяют и то что арендатор сфотографировал, уже есть в базе. Тут сразу уже известно откуда эта древесина, по какой рубке, здоровое ли дерево (это важно если в документах указано, что рубка санитарная). А если выявляется где-то незаконная рубка, то фото пней лесники или полиция загружают, занося их в черный лист, и если она уже где-то всплывет эта древесина даже в заготовленном виде, то сразу будет понятно откуда это и кто занимался там заготовкой.
— Почему это не приняли?
— Риторический вопрос. Как сказала министр мне лично в Москве «нам не нужен тотальный контроль леса».
— А вообще замечаете ли вы от кого-то какое-то желание что-либо наладить?
— Желание есть у тех, кто не может этого сделать. А вот кто может, кто стоит там, у тех никакого абсолютно желания нет. Мы предлагали пару лет назад на всю Тюменскую область создать сервер обработки за десять миллионов рублей. На три года можно было покрыть весь регион, то есть все три года мы бы бесплатно обрабатывали весь лес, который поступает к нам и рубится у нас. Но денег нет. Мы просчитывали, на всю Россию затраты бы составили примерно 300 миллионов рублей, а ЕГАИС обошелся в миллиарды. предлагали не конфликтовать с существующей системой, а дополнить ее, чтобы там были не только бумаги, но и паспорта деревьев. Но один человек в Москве сказал, что они столько денег вливают в ЕГАИС, а мы за копейки хотим всю систему поменять.
Почему лес
— Почему вы так печетесь именно о лесе?
— Я вообще природу люблю. У меня приоритеты помощи, допустим, это экология, животные и потом только люди.
— А почему так?
— Не знаю даже. Просто мне не нравится, как вся природа губится человеком. Хочется что-то изменить в хорошую сторону. Все из последних новостей, что-то плохое происходит. А лес это просто безнаказанное. Это одна из самых прибыльных сфер. По отзывам чиновников, эта сфера сопоставима по нелегальной доходности с оружием и наркотики. Потому что все чувствуют безнаказанность. Раньше нельзя было практически ничего доказать. Вот сейчас у меня есть разработка, как только я о ней сказал, ее сразу же засекретили. Эта разработка может определить человека, который срубил. Именно человека.
— Почему хочется отдать больше природе, экологии?
— Лес самый беззащитный. Мы сами вредим природе. Кто же ей еще будет помогать?
— Есть еще обратимые процессы в экологии?
— Вопрос философии, к чему возвращаться. К тому, что было, либо к лучшему, хотя бы приближенному. К приближенному вернуться можно, к лучшему вряд ли, если не поменять вообще всю, любимое слово президента, коньюкутру. К худшему — в любой день.
— К худшему пока идём?
— По оценке многих специалистов точка невозврата пройдена, и ее восстановить невозможно. По части воды и климата я с ними согласен. Но опять же, если поменять вообще всю политику и все производства в мире глобально, то остановить это можно, просто будет другая альтернативная ветка развития природы. Будет не так загрязнено, как сейчас. Это возможно, к этому надо было стремиться по идее, а мы сколько спорим, сколько нефти добывается.
— А что для этого надо сделать в глобальных масштабах или даже в региональных?
— Пока у нас главная цель заработать больше денег ничего не изменится. Есть выражение «любые неоправданные вложения в экологию оправданные». Пока у нас все вложения только в заработок, где еще больше денег. В такой ситуации я вообще не вижу выхода. Пока не появятся люди, которые могут, и у которых есть возможность что-то поменять, какие-то одиночки, вроде Илона Маска. Я думаю, что если бы компании типа Google и Space X объединились и начали политику возрождения, то даже правительство не смогло бы с ними конкурировать.
Проблемы тюменского леса
— А какие проблемы у лесов Тюменской области?
— Тут больше вопрос где он еще у нас остался?
— А где остался?
— Ну есть так называемый «зеленый пояс» вокруг Тюмени. Более-менее хороший лес сотался в стороне Нижней Тавды, и теперь там самые массовые незаконные рубки.И вот буквально тут на днях опять прочитал в новостях, что в Нижнетавдинском опять поймали незаконного вырубщика. Под носом прям.
— Подождите, я помню, что все так долго бились за этот пояс. А смысла, что нет? Лес испорчен?
— Конечно, уже поздно было за него биться. Я считаю, что для это сделали не для того, чтобы охранять лес, а для того, чтобы меньше жители возникали что не хватает зелени в городе. Они просто вместо того, чтобы создавать в городе парки, приплюсовали этот пояс и говорят, что у нас там на одного человека больше, чем положено. Ну это же неправда.
— А в каком из районов у нас еще остался еще нормальный лес? Ближе к северу?
— Более-менее еще остался лес в труднодоступных местах. но там тоже уже куча «проплешин». Рубят везде. Зимой проще везде добраться, поэтому зимой основная незаконная рубка идет.
— Зимой же легче и отследить.
— Если этим заниматься. Никто этим почти не занимается. Часть дел, которые доходят до полиции, потом закрывают, прекращают.
— А вы сами не отслеживаете, как рубят, или вы не снимаете ничего с квадрокоптера, не ведете никакой динамкики?
— Нет, не наша это прерогатива, не наши возможности и не наша основная деятельность. За этим можно было бы следить, но это никому не нужно. Так-то тоже наладить можно было и космический мониторинг и квадрокоптерами. Мы даже в первые годы, когда у нас был квадрокоптер маленький, тоже туда встраивали алгоритмик и он по незаконным рубкам летал. Можно было наладить, чтобы не самому ездить фотографировать, а квадрокоптер выпускался в незаконную рубку, сам находит пни, подлетает, опускается, фотографирует и дальше. Тоже никому не надо.
Работа сейчас
— Вы сейчас чем хотите заниматься?
— У меня цель создать экспертную организацию. Хочу, чтобы она занималась также наукой, как в научном институте. Но при этом куча юридических проблем появляется.
— А как индивидуальный предприниматель? Он может делать экспертные заключения?
— Вообще для суда важнее компетенции человека.Может даже простое физическое лицо заключить и делать экспертизу. Главное его компетенции в этом вопросе, а не статус организации. У нас много было случаев, когда там адвокаты говорили, что вашу экспертизу разнесем за пять минут в суде. Нанимали московскую экспертную организацию какое-то ООО или заказывали проведение экспертизы в институтах профильных. В итоге все равно принимают нашу экспертизу, потому что неважно сколько профессоров ее писали, важно кто пишет такое заключение. Если профессор всю жизнь занимался петрушкой, то компетенция у него по лесу какая? А у меня почти моя научная деятельность связана с исследованиями леса.
— Над чем сейчас работаете?
— У меня много направлений из разных сфер, из которых приходит идея, я начинаю наброски, потом откладываю, потому что нет времени. И вот, я говорю, обидно, что я ушел из-за того, что все развалили там, бездарно за два месяца там руководство наше создало мини-империю, но зато я очень рад, что нет вот этой всей бюрократии и отчетов и всякой вот этой ерунды ежедневной. И хоть время освободилось, чтобы поднять свои старые проекты, может появится время дальше их развить.
Из последних исследований, которые мне хотят присвоить еще доктора британской академии наук хотят. Не знаю присвоят или нет, не важно в принципе. Я дал несколько выкладок с исследования, но это будет бомба, конечно. Ученые и академики Российской академии наук не хотят чтобы я публиковал это, оно перевернет все их исследования.
— Что это за научная бомба?
— Это о связи растений между собой. Они могут обмениваться опытом между собой. Говорят, что это страшно, потому что можно представить, что это как в матрице. И если рассекретить все эти коды, то можно понять структуру существования всей экосистемы.
— Как они это делают?
— С животными были такие опыты, когда обезьян допустим учили чему-то, рефлексам. И где-то далеко, в другом штате, на другом континенте, через год-два обезьяны начинали овладевать новыми знаниями, причем не общаясь с теми обезьянами, которых этому специально учили. С животными есть такие опыты, но нет подтверждения, как это происходит.
Растения тоже обмениваются опытом, они общаются между собой. Были философские выкладки об этом были, но никто не мог найти систему, доказать научно как они это делают. Это перевернет вообще все представление о физиологии растений.
Что бы сказал Путину?
— Если бы у вас была возможность встретиться с президентом о чем был бы этот разговор?
— Сейчас я бы отказался. Я не вижу, что он что-то может решить и что он хочет решить. Он сам прекрасно знает. Я точно знаю, что ему три человека передавали информацию о нашей методике выявления незаконных рубок.