Сергей Осинцев, актер, директор Тюменского драматического театра: «Цена билета в театр в 2-2,5 раза ниже, чем должна быть»

Недавно тюменский драматический театр открыл 159 сезон. Естественно, зрители ждут от него интересных постановок, ярких эмоций и новых впечатлений. А вот с чем сам театр подошел к своему очередному открытию – вопрос, который корреспондент сайта 72.ru и задал актеру и директору тюменской драмы Сергею Осинцеву. А заодно выяснил, как тюменцы клюют на вывески, почему в театр идут работать «больные» люди, сколько в реальности стоит билет и что делать, если медведь наступил на ухо.

– Нам известно, что вы уже готовитесь к празднованию юбилея, который отметите через год. Приоткройте завесы тайны.

– Мы очень много будем знакомить зрителя с историей Тюменского драматического театра, одного из старейших в России. Организуем большое количество выставок, встреч с актерами, интерактивных мероприятий, в том числе театральные и дискуссионные клубы, просмотры старых спектаклей в записи. Зрители увидят новые постановки. Это будут масштабные постановки на классические произведения русской или западной драматургии. А в День театра, 27 марта, мы будем работать 24 часа.

– Вы не раз говорили, что планируете развиваться в вокально-музыкальном направлении. Насколько вообще, по-вашему, оно необходимо театру?

– Для нас это важно. Эта ниша свободна в Тюмени. В городе нет театра музыкальной комедии или театра оперы и балета, как и театров-мюзиклов. С такими постановками к нам приезжают гастролеры. Между тем жанр этот очень востребован зрителем. Мы активно начали работать в этом направлении на детских спектаклях. Но актеры, занятые в них, поют под своей фонограммой, потому что в новогоднюю компанию артист драматического театра не может так много петь. Организм к этому просто не приспособлен. А вот в спектакле «Ханума» живой вокал. Все партии к нему написаны именно для драматических артистов. Получилось достаточно хорошо. У нас прекрасный педагог, которого мы приглашаем из Москвы. С ним у нас запели даже те, кого всю жизнь считали без слуха. Наш педагог считает, что нет людей без вокальных способностей, просто их нужно развивать. Все мы умеем петь. Только кто-то попал в нужное русло, а кому-то сказали, что ему медведь на ухо наступил, человек успокоился и больше никогда не пытался.

– Есть ли у вас мечта поставить какой-то определенный музыкальный спектакль?

– Давно мечтаем сделать большой мюзикл для детей и взрослых «Маугли», самостоятельно написать для него сценарий. Есть идеи рассказать об истории Тюменского края. Сделать своего рода спектакль-урок. У нас есть такой заказ от школ. Я думаю, что в юбилейный сезон мы эту идею воплотим.

– Каждый год вы набираете молодых актеров. Сейчас в вашей труппе 44 артиста. До какого количества человек вы планируете расширяться?

– Для областного драматического театра, в принципе, это достаточное количество актеров, учитывая, что у нас три сцены, и все они могут работать одновременно. Но все-таки приходится пополнять труппу молодежью. Когда определенный актер переходит в следующую возрастную категорию, нужно думать, кто его заменит в тех спектаклях, где его герой должен быть совсем молодым. Например, роль Ромео. Актер должен выглядеть ближе к подростковому возрасту. Сейчас эту роль играет артист из Тобольска, но скоро он подрастет, возмужает, и надо будет уже присматриваться к молодежи.

– Новичкам вы всегда даете роли сразу после их поступления в театр.

– А как еще проверить человека? В основном у актеров трудовой договор заключается на год. Подписали договор, а дальше смотрим, как человек адаптируется в труппе. Если все сложилось, если новичок сразу, как говорится, поплыл в нужном направлении – хорошо. Если нет, то после истечения контракта, берем следующего. Театр жесткая штука: здесь ты либо на коне, либо нигде.

– Вы работаете с такими постановщиками, как Александр Баргман и Максим Кальсин. Как выбираете режиссеров? С кем бы еще хотели сотрудничать?

– Каждый новый режиссер словно кот в мешке: никогда не знаешь, что в итоге получится. У нас не так много времени, чтобы его изучать, поэтому мы чаще всего работаем с уже проверенными людьми. Конечно, мы следим за тем, как ставят спектакли и другие режиссеры. Возможность их приглашать у нас есть. Если кто-то очень нравится, мы зовем. Но, как правило, хорошие режиссеры расписаны на несколько лет вперед.

– К Александру Баргману у вас особое отношение? На тюменской сцене он поставил уже пять спектаклей и готовит следующий.

– Саша Баргман для нас не просто режиссер. Это человек, которому мы, как режиссеру, дали дорогу в большой театр. Свою первую работу на большой сцене он поставил у нас. С первого дня труппа его очень полюбила, а он полюбил наш театр. Сегодня для нас важно, чтобы Александр Львович был здесь, актеры ему доверяют. Любые его предложения на постановки мы всегда принимаем. Мы бы очень хотели, чтобы его здесь было как можно больше. У всех его спектаклей нет ни одного провала. Зритель на них с удовольствием ходит.

– В интервью Александр Баргман сказал, что ставит в Тюмени в основном те спектакли, которые выбираете вы. Это политика театра? Как вы подбираете репертуар?

– Есть определенные условия. Например, при выборе спектакля мы должны понимать, что его реально сыграть. Если у нас нет Офелии, то и нет смысла ставить «Гамлета». Мы выбираем пьесы исходя из состава и возможностей труппы, из репертуарного плана – комедия должна быть или драма, русская или зарубежная классика и так далее. Естественно, для Тюмени всегда очень важна яркость названия. У нас здесь любят ходить на бренды (улыбается). Если постановка будет носить простое название, публику тяжелее будет ею заинтересовать. А когда анонсируешь «Ромео & Джульетта» – сразу идут. «С любимыми не расставайтесь» – тоже говорят, что это круто, хотя спроси, половина не помнит, о чем там речь. Так что мы подбираем яркие названия. Это вовсе не означает, что произведения плохие. Это прекрасные произведения! Мы выбираем из того, что можем сыграть, при этом нам важно, чтобы это было круто. У нас лучший город Земли, поэтому здесь должны быть лучшие спектакли и лучшие названия (смеется).

– Это касается и спектакля «Гроза»?

– Да. «Гроза» возникла в параллель с «Ромео & Джульеттой». Это русский вариант развития событий шекспировской трагедии – неразделенная любовь, проблемы в семье и трагический финал. Обе истории похожи, они пересекаются. И в то же время своей «Грозой» мы смогли перевернуть сложившееся впечатление от того, что зрители изучали в школе. Это классический спектакль, и при этом очень человечный. Становится понятно, что случилось с Катериной и почему она была не «лучом света в темном царстве», а просто несчастным человеком, от которого все отвернулись. Она не смогла с этим справиться.

– Вы идете навстречу зрителю – это и скидки для студентов, и мероприятия за пределами храма Мельпомены, и система покупки электронных билетов. Получается быть ближе к народу?

– Да, мы активно продвигаем идею доступности. Это не только скидки для студентов, но и распродажи и розыгрыши билетов. Сегодня попасть в театр не так сложно. Хотя я считаю, что цена в театр низкая в любом случае. Даже в сравнении с кино. На хороший фильм билет можно купить за 300-400 рублей. Но кино один раз записали и крутят. А спектакль – это всегда совершенно новое произведение, он всегда разный. Если разбираться, сейчас цена полного билета в театр в 2-2,5 раза ниже, чем должна быть. Понимаю, что ситуация сегодня тяжелая. Люди тратятся на искусство в последнюю очередь. Сначала им надо накормить детей, собрать их в школу, себе что-то купить, заплатить за квартиру, а уже потом тратить на развлечения. Поэтому для студентов и ввели акцию – билет за 50 рублей, пусть они лучше в театр сходят, чем купят пачку сигарет. Что касается электронных билетов, наша задача сделать так, чтобы если человек, проезжая мимо в автобусе, вдруг захотел сходить в театр, ему достаточно было нажать кнопку в телефоне. После этого ему тут же пришел бы билет, он вышел на следующей остановке и зашел в театр. Еще одно направление – выходы актеров на улицу. Они нужны, чтобы рассказать горожанам о том, что в городе есть театр. Вы не поверите, на этом месте театр стоит уже восемь лет, но до сих пор есть люди, которые об этом не знают. Иногда звонят, чтобы спросить адрес, и удивляются, потому что думали, что это магазин.

– На сцене театра идет дождь, появляются спецэффекты. Какое место вы отводите зрелищности?

– В этом плане у театра большая конкуренция. У нас есть Интернет, в кино, шоу и уличных представлениях используются современные технологии. Но театр все-таки – это человек, энергия, слово. Иногда он вынужден прибегать к спецэффектам, чтобы привлечь зрителя, для которого простого слова и эмоции не достаточно. Однако спецэффектами мы не сильно увлекаемся. Ведь воду использовали в театре всегда – задолго до появления мобильных телефонов и Голливуда. Просто человек настолько отвыкает от этого, что когда приходит в театр и видит, как с потолка льется вода, очень удивляется. Спецэффекты нужны только для создания образов. У нас был спектакль, в котором живые караси плавали в бассейне, был и такой, где бились огромнейшие стекла. Я все же за такой театр, который не использует никаких приемов, кроме актерского мастерства.

– Видно, что вы живете театром. Всегда хотели стать актером?

– Всегда хотел стать публичным человеком. В детстве хотел быть и теле- и радиоведущим, выступать на сцене, петь и танцевать. И все это я уже практически прошел (улыбается).

– Вашим детям тоже интересен театр? Насколько нам известно, сын уже в нем работает.

– Да, он очень долго выбирал для себя направление, пытался найти способы самореализации. Постепенно от музыки он перешел к режиссуре звука. Оказалось, что это его. Он работает звукорежиссером здесь в театре. Режиссеры его хвалят, актеры довольны. У него получается и, самое главное, ему это нравится.

– В одном из интервью вы говорили, что ваша дочь Маша тоже собирается связать свою жизнь с театром. За это время ее предпочтения не изменились?

– Пока нет (смеется). Она все пытается выяснить у меня, увольняю ли я артистов, и как это делаю. Видимо, строит для себя какие-то схемы будущей работы. В этом плане она очень подвижный ребенок и очень открытый. Я думаю, если она пойдет в актерскую профессию, то из нее получится хорошая актриса. Нетерпеливая, но хорошая (смеется). Режиссерам, конечно, помотает нервы. Она не любит делать что-то по указке, ей нравится создавать самой. А может, вообще в режиссуру пойдет. Лидерские качества в ней есть, и во дворе она всех уже режиссирует.

– Ваш театр ежегодно участвует в футбольных баталиях, а вы являетесь главным болельщиком. Как вы относитесь к спорту?

– Я считаю, что спорт важен для актеров. Им нужно поддерживать спортивную форму. Поэтому я всегда за, если актеры хотят заниматься спортом. Например, на днях ко мне подошли артисты и сказали, что хотят в спортзал, и чтобы можно было где-нибудь поиграть в футбол. Вообще это у нас любимая игра. Они хотят сколотить сильную команду. Так что будем искать закрытую площадку для занятий этим видом спорта.

– А какой у вас любимый вид спорта?

– Спать (смеется). Если серьезно, то я люблю активные путешествия. Не люблю сидеть на месте. Мне нравится лазать по горам, но без фанатизма – в любительском варианте. Чтобы все время куда-то идти, что-то смотреть, чем-то напитываться. Лежание на пляже мне не интересно. Актер должен напитываться эмоциями, впечатлениями, чтобы потом это реализовывать в своей профессии.

– Как мы поняли, вы любите пошутить? Многие помнят ваши посты, когда вы приглашали на спектакль сборную России по футболу, а Жерара Депардье – на работу.

– Я большой шутник (смеется). На самом деле, юмор – это большая составляющая жизни. Когда все кажется катастрофичным и сложным, спасает юмор. Слава богу, мои команда и друзья (это, собственно, одни и те же люди) с большим чувством юмора. Если бы этого не было, мы бы не смогли добиться многого из того, что уже сделали. Вообще в нашей профессии, как, например, и у медиков, очень своеобразный юмор. Это надо понимать. Мы можем подкалывать друг друга такими вещами, которые кому-то могут показаться обидным. А для нас это нормально. У людей театра очень обострены все органы чувств. Они немножко по-другому воспринимают мир. Говорят, что в театр идут «больные» люди. Да, они, действительно, все «больные», по сути. Здоровый человек не будет выходить на сцену, что-то изображать и верить в это. Они все нервные, потому что нельзя быть артистом, и при этом спокойным как танк. Иначе ты не сможешь передать эмоцию зрителю. Ведь последний не только должен ощутить эту эмоцию, но и впустить ее в себя, испытать те же самые чувства. Эмоция должна быть настолько сильна, чтобы пробиться во внутрь грудной клетки и завладеть сердцем. Актеры – это люди без кожи, они и шутят так.